Рыцарь-призрак - Корнелия Функе

– Цельда! – строго перебила ее Элла. – Погоди ты про жаб! Как быть с Йоном? Ведь как-то надо от этих призраков отвязаться! Так, как тогда прогнали безголовую госпожу, любившую сидеть у твоего брата на кухне. Или домового со старой мельницы…

– Ничего подобного, его никто не прогонял. Ему там просто стало слишком шумно! – Цельда опять нацепила на нос очки. – Стуртон – призрак другого калибра. Истории о нем – это самые мрачные истории о привидениях на свете.

– Мрачные? – шепотом выдохнул я.

– Да, но не стоит им придавать значения, мой мальчик. – Цельда действительно старалась меня успокоить. – Блуждая в потемках, люди многое выдумывают. Но большая часть этого – лишь пустая болтовня, пусть даже для моих экскурсий эти истории на вес золота!

– Что за истории? Ну, говори же! – Элла и вправду умела быть довольно строгой.

– А я и говорю! Ничего, кроме болтовни! – Цельда со стоном потерла перевязанную ногу. – Этому мертвому лорду приписывают пару загадочных убийств здесь, в окрестностях, и люди толкуют, что все его жертвы были мужчинами из рода Хартгиллов.

– У… убийств? – пролепетал я. – Но… но Элла говорит, что призраки никому не причиняют вреда!

– Да, тоже верно! – сказала Цельда весьма решительным тоном. – Я же говорю… глупые пересуды! В Килмингтоне рассказывают, что Стуртон держит свору дьявольских собак, загоняющих свою жертву до смерти. А здесь, в Солсбери, курсирует басня, как он много лет назад столкнул одного хориста из окна вашей школы, и все только потому, что тот был родственником Хартгиллов в десятом колене. Все чепуха! Призраки – вещь надоедливая, и подчас они умеют внушить страх, но Элла правильно говорит. В конечном счете все они совершенно безобидные!

Безобидные?

В моей голове все еще звучал сиплый голос, а за спиной я ощущал клинок меча. «Безобидные» – было совсем не то, что мне по этому поводу приходило на ум.

Видимо, Эллу Цельдины слова убедили так же мало. Нахмурив лоб, она все еще изучала карточку в своих руках.

– А что, если эти истории – правда? – спросила она. – Что, если эти призраки действительно могут убить Йона?

Опираясь на костыли, Цельда поднялась с софы и пробормотала проклятие: «Чушь чертополошья».

– Не беспокойся, золотце мое! Они и пальцем его не тронут, даже если и дальше будут разбойничать. Ведь это мертвецы и все, чего им хочется, – внимание. Тем не менее, будь я Йоном, я бы поискала себе другую школу, так как этот Стуртон, судя по всему, – призрак довольно назойливый, и Йону, если он останется в Солсбери, особо много спать не придется. Давай! – сказала она. – Помоги-ка мне добраться обратно в спальню. Эта нога сведет меня с ума, я знаю. Наверное, мне надо было попросить врача ее отпилить. Разве не так всегда делают в фильмах?

Цельда настойчиво протянула Элле руку, но Элла не тронулась с места. Она умела быть довольно упрямой.

– А что, если они сегодня ночью опять придут? – спросила она.

Цельда поглядела на меня.

– Просто не обращай внимания, – сказала она. – Этого призраки не любят. И держись подальше от открытых окон. Тут никогда ведь не знаешь… – И она опять потянулась рукой в сторону своей внучки.

Но Элла и на этот раз не тронулась с места.

– А что насчет рыцаря? – спросила она. – Не ты ли говорила, что он только того и ждет, чтобы его позвали на помощь?

Рука Цельды упала.

– Господи, Элла! Это тоже только байка, которую я рассказываю туристам! Ты же знаешь, я рассказываю им кучу вещей, которые не соответствуют действительности.

– Об этом ты рассказывала моей маме на ночь, а она – мне.

– Ну, потому что это увлекательная история! Но ведь никто никогда его в лицо не видел!

– Потому что никто никогда его не вызывал!

Я не имел ни малейшего понятия, о ком они толкуют. Я знал только, что мне все еще было страшно. Так ужасно страшно, что даже тошнило. Окно Цельдиной гостиной выходило на мельничный пруд. В его воде отражалось серое сумеречное небо. Еще несколько часов – и станет темно. Где они на этот раз будут меня поджидать?

Элла и Цельда все еще спорили.

– Ну ладно тогда… – пробормотал я и повернулся, чтобы уйти. – Спасибо.

На выходе сидела жаба. Я поймал ее и посадил к остальным в горшок. Потом я вышел наружу и прикрыл за собой дверь.

Что теперь?

«Обратно в школу, что же еще, Йон, – думал я. – Может быть, тебе даже удастся всех убедить, что ты все это время просидел в туалете. Миссис Каннингем довольно доверчивая. А потом ты позвонишь маме».

По дороге к воротам в Цельдин сад я обдумывал, что мне ей сказать: «Мама, бабушка Эллы говорит, что ты должна меня перевести в другую школу. Ты что-нибудь слышала о лорде Стуртоне? Нет, это не из-за ностальгии и не из-за Бородая».

– Проклятие, – пробормотал я, закрывая за собой садовые ворота. – Она же не поверит ни одному моему слову.

Я уже сворачивал на дорогу, ведущую через луг, как вдруг услыхал за собой шаги.

– Куда ты? – Элла встала у меня на пути.

– Как куда? В школу! – ответил я. – Может быть, удастся избежать взбучки, если я вернусь до ужина!

Элла покачала головой:

– Глупости! Мы пойдем к собору.

– К собору? Зачем?

Вместо ответа она схватила меня за руку и потянула за собой.

Я уже говорил: Элла пустого не болтает.

Старинные дома уже погрузились в сумрак, когда мы с Эллой снова очутились на церковном дворе. Хотя ворота городской стены закрывались лишь в десять, туристов перед собором уже почти не было, и меня в который раз посетило чувство, что время на церковном дворе вообще остановилось. Только припаркованные машины выдавали, что мы в XXI веке.

Собор вознес к небу свою башню, словно желая дотянуться до темных вечерних облаков, а его стены, казалось, обещали защиту от всех ужасов на земле. Но каким образом? Не мог же я на весь остаток учебного года спрятаться в церкви.

– Элла, что мы здесь будем делать? – спросил я, поспешая за ней по широкому газону, где меня настиг Стуртон и где я стоял на коленях перед Бонопартом. По левую руку от нас сквозь деревья виднелись стены школы. Миссис Каннингем между тем уже, без сомнения, доложила обо мне директору.

– Мы идем кое к кому в гости, кто тебе сможет помочь, – сказала Элла. – Или ты все взвесил и намерен все-таки позвонить маме?

Из ее уст это прозвучало еще унизительней.