Морской волк - Борис Царегородцев

Третьи сутки меряем мили винтами.

Атлантический океан — как пустыня. В эту войну, в отличие от Первой мировой, союзники сразу ввели систему конвоев. А шансы посреди океана встретить одинокого нейтрала, английский крейсер, немецкий рейдер или блокадопрорыватель из Японии — исчезающе малы.

Мы тоже не в претензии. До чего же хорошо, когда против тебя нет ни лодок-охотников класса «Лос-Анджелес» или «Вирджиния», ни постоянно висящей над головой противолодочной авиации с радиогидроакустическими буями, ни проклятья наших подводников — системы СОСУС, стационарной акустической, которой янки перегородят всю Атлантику через какие-то тридцать лет. Надводные корабли, эсминцы или фрегаты, — их сонары мы услышим задолго до того, как они сумеют обнаружить нас. И легко уклонимся — океан бесконечен. Впрочем, даже если нас каким-то чудом обнаружат — самонаводящихся по глубине торпед еще нет, а преследовать эсминцы не смогут, скорости-то хватит, но больше чем на двадцати узлах даже БПК конца века уже не слышали ничего, кроме собственных винтов. И опускаемых глубоководных буксируемых ГАС тоже нет, а вот «слой скачка», под которым обнаружить лодку реально лишь с помощью оных — встречается. Так что идем на север, к Европе. К фронту. На фронт.

Вчера показывали экипажу фильм «Они сражались за Родину» — тот самый, с Шукшиным. Петрович после толкнул речь: вот, мол, что сейчас происходит там, в степях за Доном. Так что боевой дух личного состава после всего случившегося можно назвать «высоким». Конечно, кто-то жалел об оставшихся дома родных. Но были и не сожалеющие.

— Детдомовский я, тащ капитан второго ранга! Никто меня там не ждет. Может, повезет — после во Фрунзенку поступлю или в Дзержинку. Офицером стану, как вы.

— Отец умер, мать алкоголичка. С приходом Ельцина пить и начали. Может, теперь не будет никакой «перестройки». Помню, как батя, веселый, непьющий еще совсем, меня мальцом на рыбалку брал…

— А Сталин — что Сталин? Он-то уж точно Родиной торговать не будет и другим не даст. Если б еще Ельцина с Горбачевым и этого, Солженицына, в ГУЛаге сгноить, совсем было бы хорошо!

После этого Петрович явился ко мне повеселевший.

— Воевать можно, командир. Признаться, я худшего ожидал. Вплоть до открытого неповиновения.

Так что идем крейсерским ходом, курсом норд-ост, сорок пять, на ста метрах.

— Командир, множественные шумы винтов, пеленг триста пятьдесят!

— Боевая тревога!

Хорошо если конвой, а если корабельная поисково-ударная группа? Хотя, помнится мне, такие группы из авианосца-эскортника с десятком «авенджеров» и трех-четырех эсминцев союзники начали массово применять только в сорок третьем. Массово. А если нам повезло наткнуться на одну из первых? Время еще есть, уклониться успеем.

Наконец стало ясно, что конвой, так как акустика выделила больше трех десятков надводных целей. Корабельные группы такими не бывают. Разве что штатовцы решили перебросить в Англию пару линкоров и авианосец со всем подобающим эскортом. Но нет — винты явно гражданских судов.

— Вправо, курс восемьдесят пять!

Идем параллельно конвою. Нас не обнаружить — слишком далеко. Хотя слышим работу как минимум одного гидролокатора. Сан Саныч по пеленгу определяет цели. Примерная дистанция, курс, скорость — картина ложится на планшет.

— Акустик, «портреты» пишешь? — спрашиваю я.

— Так точно, тащ капитан первого ранга! Только определить бы подробнее что есть что!

У каждого типа корабля или судна есть свой уникальный акустический «портрет», позволяющий опознать под водой, с кем имеем дело. Но если по кораблям начала двадцать первого века у нас было полное собрание — и наших, и штатовских, и прочих стран (А вы думаете, зачем наши за ними слежение ведут в мирное время? И за этим тоже!), то вот сейчас возник громадный пробел.

Решаемся всплыть под перископ, надеясь на его противорадарное покрытие. Впрочем, в сорок втором радары на каждом корабле союзников — это из области фантастики.

Я ожидаю увидеть силу, вспоминая плакат времен училища — тридцать судов шестью кильватерными колоннами идут параллельно друг другу, такой вот огромной «коробочкой». При них должны быть: эскортный авианосец или на худой конец МАС-шип, торговое судно, оборудованное полетной палубой, ангаром и катапультой для трех-пяти самолетов; не менее десятка кораблей эскорта — эсминцев, фрегатов; и поодаль — соединение поддержки, не связанное общим строем, крейсер и три-четыре эсминца, а то и линкор вместо крейсера.

Вижу: впереди коробочки, зарываясь в волны, отчаянно дымят четырьмя трубами два кораблика, очень похожих на наши древние эсминцы-«Новики» времен еще Первой мировой. По флангам, чуть впереди, один слева, другой справа, идут два… траулера? Очень похожи, но в силуэте есть черты и военного корабля, этакая «заостренность», не говоря уже о пушке на полубаке — явно не «сорокапукалка», не меньше чем сотка или даже пятидюймовка, как на эсминце. И наконец, замыкает строй пара уже явных траулеров, но тоже со стволами малого калибра.

И никого больше нет — в радиусе полусотни миль. Уж крейсер бы акустики услышали!

— Саныч, глянь, — уступаю место штурману.

— Акустик, пиши! — Штурман собран и деловит. — Цель номер два и три — эсминцы типа «Таун». Они же «гладкопалубники», постройки шестнадцатого года — из той полусотни, что штатовцы уступили англам за базы в их полушарии. Цель один и четыре — корветы, тип «Флауэр». Спасители Британии в «битве за Атлантику», построено аж двести штук — несут одну «сотку» и пару «хенджехогов». Не РБУ-6000, конечно, но близко к ним подлодке лучше не подходить. Купцов три десятка, тоннажем от трех до десяти тысяч. Цели тридцать четыре и тридцать пять — вооруженные траулеры… нет, похоже, один — большой морской буксир-спасатель. У меня все — можно нырять.

Уходим на глубину. Курс и скорость прежние — параллельно конвою.

— Все это позже будет! — отвечает Саныч на мой вопрос. — Ну а пока… Самый первый британский эскортник-авианосец «Одесити», в строй вошел в июне сорок первого, потоплен в декабре. После него в первой половине сорок второго у бриттов прибавилось лишь четыре, тип «Арчер», от штатовцев. Притом, что сами юсы имели — имеют на сегодня! — лишь один типа «Лонг-Айленд», постройки сорок первого, и пятый «Арчер», что оставили себе от бритского заказа. К сорок третьему развернутся — и будут те же эскортники сотнями штамповать. Некто Кайзер, владелец верфи в Ванкувере, брался сто штук построить за год, с нуля, но заказ получил на пол сотни и лепил тип «Касабланка», одиннадцать тысяч тонн, двадцать семь самолетов — за сто двенадцать дней от закладки до принятия флотом. Про прочую мелочь ваще молчу, эсминцы, фрегаты, корветы — по-нашему МПК, малые противолодочные — сотнями и тысячами! Одних лишь эсминцев типа «Флетчер» сто семьдесят пять штук за три года, за ними «Самнеры», «Гиринги» — но это все будет. Перелом в Битве за Атлантику наступит в апреле-мае сорок третьего. Сейчас положение только начинает меняться — и уже не все коту масленица, — но вот кораблей союзникам отчаянно не хватает, и тактика еще не отработана. Можно сказать, что в Атлантике сейчас неустойчивое равновесие, даже, пожалуй, еще чуть-чуть в пользу немцев. Англичане очень удачно решили с этими «цветами»[6]— корпус и паровые машины гражданского судна очень дешевы в постройке и просты для вчерашних рыбаков, но достаточно серьезный враг для тех подлодок. Имеют по сути такую же противолодочную «огневую мощь», что и настоящие эсминцы, не говоря уже об этих, бывших американских переделках. У тех, пожалуй, один лишь плюс — гидроакустика: англы сразу их перестраивали, только получив. Снимали половину или все торпедные аппараты, заменяли одно из «родных» орудий еще Первой мировой на современную «универсалку» и ставили сонар. Вообще-то типовой охраной атлантического конвоя, утвержденной в марте сорок второго, были два эсминца и четыре корвета — но после беспредела, учиненного немецкими подводниками в американских водах, союзникам потребовалось там много кораблей — и вот, видим: эсминцы старые, а вместо двух корветов бог знает что!