Нет царя у тараканов - Дэниэл Ивен Вайсс

– Банки в левый ящик, коробки в правый. "Б" перед "К". Все по алфавиту.

Впервые за свою недолгую жизнь я видел, что мой народ смирился, а это, как подсказывали мне инстинкты, не в характере нашего племени и являет собой зловещий признак. Клаузевиц, до сих пор избегавший даже пассивных оборотов в речи, заявил:

– Придется подождать, пока он не сделает ошибку. Но когда он ее сделает…

Колония в полном составе рано отправилась спать на подготовленные позиции в столовой.

Ночью я вернулся на кухню вместе с Розой. Ее сестра Либресса уже была там. Она пыталась засунуть голову в перекати-поле из волос и пыли, которое вентилятор холодильника гонял по полу.

Роза двинулась к ней, с трудом перебирая ногами по новому винилу.

– Не ешь это! Где твое достоинство?

Пыльный ком распался, осыпав Либрессу грязью. Ничего съедобного внутри не было. И о чем она только думала?

– Займись лучше делом, – сказала ей Роза. – Например, сходи на разведку.

– Напрасный труд.

– Напрасный труд? – взорвалась Роза. – Дай-ка мне.

Она потянулась к пыльному клубочку. Либресса дернула его к себе и обрушила Розе на голову, где он и остался огромным терновым венцом. Пыль медленно осыпалась с боков. Теперь Роза и ее сестра в своем убожестве выглядели одинаково.

– Я этого не допущу! – сказала Роза и выбежала из кухни.

Назавтра я ее не видел. Вечером я решил искать еду один.

Передвигаться по полу стало очень сложно. Фабричное покрытие виниловых плиток липло к ногам, в ямках подворачивались суставы. В колдобинах обычной кухни пряталась грязь, но здесь они бесполезны.

Я дошел до основания шкафчика. Ноги легко цеплялись за полиуретановое покрытие – сложнее оказалось их отклеивать. Я с трудом пробрался по кухонному столу и спустился на дно раковины. Чертовски опасное место.

Напившись, я огляделся. Я понял, что у меня нет никакого внятного плана. Что я делаю на этом высоченном шкафу? Я не только сомневался, что отыщу здесь еду, – у меня вообще не было оснований надеяться, что я проникну внутрь. Я решил вернуться на следующую ночь, хорошо отдохнув и с подмогой.

Мрак неведомого в черном зеве канализации выгнал меня из раковины. Не хотелось возвращаться под унылый плинтус. Я предпочел подняться чуть выше, на доску возле плиты, где висели кастрюли и сковородки.

Я задрожал от радости, обнаружив крошечный кусочек засохшего яйца на краешке сковородки. За последние дни – моя первая трапеза. Вскоре, насытившись, я провалился в сон.

Я проснулся от шуршания и шарканья. Я проспал до рассвета. Звуки приближались. Идиот! Как я мог остаться в сковородке до завтрака!

Я огляделся. Считаные секунды, чтобы убраться отсюда. На пол нельзя: поймают. Но оставаться здесь я тоже не могу. Соседняя кастрюлька? Нет, в ней варят яйца. Кастрюля внизу, побольше? В ней готовят овсянку. Шаги уже совсем рядом. Нужно решаться. Я нырнул в маленькую кастрюльку, молясь, чтобы сегодня у Айры был разгрузочный день.

Я еле дышал от ужаса. Я напрягся до предела. Айра потянулся за тарелкой и ложкой. Это означало все что угодно – кроме яичницы. Надо было сидеть и не рыпаться.

Теперь – только ждать. По-моему, я заметил какое-то движение у кромки дверцы шкафчика. В слабом свете я вглядывался туда. Что это? В новые шкафчики еще никто не проник. Но картина реальна: я различил кончики усов. Вскоре показалась голова. Фигура неловко изогнулась, молотя по дереву усами и передними ногами. Медленно, мучительно она выбиралась наружу, членик за члеником. Из дыхалец вырвалась слабая струйка воздуха. Высвободилась вторая пара ног, и тут я уловил запах. Роза.

Зачем, ради всего святого, она выбралась наружу именно теперь? Через полчаса она благополучно прогулялась бы по двери. А сейчас Айре достаточно обернуться, и он размажет ее по дверце.

Наконец она выбралась и помчалась по шкафчикам. Айра достал стакан и пакет апельсинового сока, поставил их между тарелкой и ложкой. Даже салфетку свернул. Он давал ей все шансы спуститься и убраться из кухни.

Но она отказывалась. Со шкафчика над холодильником она эффектно прыгнула на коробку с отрубями, перемахнула через клапан и исчезла в прорези.

Айра до сих пор не обнародовал сегодняшнее меню. Отруби с изюмом, вареные яйца или овсянка? Овсянку я уже исключил: он никогда не готовил ее один, а Руфи что-то не видать.

Отруби с изюмом или вареные яйца. Затем я разгадал его дьявольский план: нам с Розой – она в коробке с отрубями, я – в кастрюльке, – придется сыграть в страшную утреннюю рулетку.

Позор всему живому, что такой, как он, мог угрожать такой, как она. Бедная Роза, свет моей юности.

Затем Айра повернулся ко мне. А я уж решил, что он возьмет отруби. Теперь я думал лишь о ярдах дерьма, что, как я надеялся, настоятельно взывали к свободе в его прямой кишке. Он прошел к раковине, на расстояние вытянутой руки от меня. Возьмет ли он мою кастрюльку? Выдержит ли его желудок, когда он увидит, как я погружаюсь в воду, размягчаюсь, а затем растекаюсь поверх яиц? Отруби гораздо полезнее.

Я слышал, как он мыл руки. Мой хитиновый панцирь заскрежетал – я распластался в кастрюле. Но потом зашлепали тапки. Айра возвращался к холодильнику.

Я выглянул. Айра схватил коробку с отрубями. Бедная Роза. Он откинул клапан и наклонил коробку над тарелкой, высыпая бурые хлопья и крупный, размером с меня, изюм. Когда он остановился, в коробке оставалось совсем немного.

Попала ли моя Роза в тарелку? Я ее не видел, но потом подумал, что вряд ли она сидела на поверхности. Я не хотел кричать и отвлекать ее. Неопределенность сводила с ума. Я содрогнулся, когда в тарелку полилось холодное, обогащенное витаминами А и Д, пастеризованное-гомогенизированное-обезжиренное-на-девяносто-девять-процентов молоко. Роза долго не продержится. Но она не может всплыть и показаться Айре. Может, уцепилась за один из хлопьев, что всплыли под молочным потоком. Но их-то и зачерпнут первой же ложкой.

Айра вертел коробку в руках и читал вопросы викторины, отвечая вслух:

– Томас Джефферсон… Колокол Свободы… Филадельфия… ч-черт, Нью-Йорк, я хотел сказать – Нью-Йорк…

Если Роза в тарелке, она уже захлебывается молоком. Если случится худшее и Айра ее увидит, прорвется ли она через весь стол? Его салфетка слишком тонка, ему придется сходить за туалетной бумагой, чтобы раздавить Розу. Это даст ей время добежать до края.

Но даже если она сумеет, сколько у нее шансов на этом скользком, изрытом колеями полу против мужских шлепанцев? Может, она останется на столе и юркнет ему в рукав, пойдет «на вы»?

Содержимое тарелки стремительно уменьшалось. Резцы Айры поблескивали от молока. Он набрасывался на хлопья, методично заталкивая их в рот, перемалывая золочеными жерновами. Каждые несколько секунд его язык высовывался из влажной могилы, очищал зубы, колебался, будто перед отступлением задерживал дыхание. Изо рта вылетали кусочки хлопьев, большинство падали обратно в молоко, где Айра ловил их снова. Если Розе суждено умереть, молился я, пусть это случится лишь единожды.