Реввоенсовет Республики (6 сентября 1918 г. / 28 августа 1923 г.) - Коллектив авторов

Любимцем кронштадтских матросов, солдат и рабочих был Семен Рошаль. Темпераментный, порывистый, в чем-то даже экзальтированный, он легко улавливал эмоции митинговой толпы, и ему не раз удавалось повернуть ее настроение. Но и Раскольникова — оратора совсем иного склада, склонного к рассудительности, — любили слушать, ценя простоту, доходчивость, правдивость его слов. Они, как бы дополняя друг друга, действовали сообща, и с каждым днем крепло их товарищество, возникшее еще в предреволюционную пору.

Раскольников был не только редактором газеты и агитатором — его ввели в состав Кронштадтского комитета большевиков, а в Совете избрали товарищем (заместителем) председателя. В Кронштадте сложилась сильная группа партийных работников, присланных сюда из Петрограда. Это были люди, прошедшие тюрьмы, ссылку, каторгу, суровую школу нелегальной работы, подлинные организаторы рабочих масс. У них Раскольников многому научился. Но далеко не всегда им ни всем сообща, ни порознь удавалось сдержать стихийные революционные порывы.

16 мая случилось непредвиденное — Кронштадтский Совет по предложению фракции беспартийных вынес резолюцию о том, что должность назначенного Временным правительством комиссара упраздняется и Совет берет в свои руки всю полноту власти. Большевистская фракция (правда, в отсутствие Раскольникова и Рошаля) тоже голосовала за это предложение, вызвавшее бурное ликование кронштадтцев. Но совсем иную реакцию это постановление вызвало в правительственных кругах, у руководителей соглашательских партий. Буквально на следующий день на страницах буржуазных и эсеро-меньшевистских газет появились сенсационные сообщения об «отделении Кронштадта от России», о «воцарившейся там анархии».

Ленин был чрезвычайно встревожен сложившейся ситуацией. И объяснять ему, как могла появиться подобная резолюция, пришлось руководителю большевистской фракции Кронштадтского Совета Федору Раскольникову. С Владимиром Ильичем он познакомился еще в день его приезда в Петроград, не раз слышал его выступления, но разговаривать с глазу на глаз не доводилось. Теперь при встрече постарался как можно более четко обрисовать положение, сложившееся в Кронштадте, рассказал, что и до принятия резолюции комиссар Временного правительства Пепеляев практически не играл никакой роли, а всей полнотой власти обладал местный Совет. Но Раскольников вынужден был согласиться с замечанием Ленина о том, что декларирование Советской власти в одном Кронштадте, сепаратно от всей остальной России, — утопия, явный абсурд, что большевистская фракция просто обязана была не допустить принятия подобного постановления. Временное правительство, воспользовавшись ситуацией, постарается поставить кронштадтцев на колени. А этого допускать нельзя. В заключение разговора Ленин обязал Раскольникова каждый день звонить ему по телефону из Кронштадта и докладывать важнейшие факты кронштадтской политической жизни.

Ленинский наказ был выполнен — несмотря на бешеную травлю со стороны буржуазных газет, на угрозы Временного правительства и руководства Петросовета, кронштадтцы выстояли. Руководители всех фракций местного Совета дружно объясняли всем, кто их спрашивал и допрашивал, что они вовсе не ставят себе целью отделение от России. Что же касается резолюции, то отменять ее не будут.

Вскоре после этого инцидента Раскольников, с согласия Ленина, возглавил делегацию кронштадтцев, которая побывала в Выборге, Гельсингфорсе, Або и Ревеле. Выступая на городских площадях, на заседаниях Советов, на кораблях и в казармах, рассказывал правду о Кронштадте, призывая к защите революционных завоеваний. Эта поездка сыграла немалую роль в большевизации Балтфлота и ближайших к Петрограду гарнизонов.

Надвигались новые события, и 3 июля Раскольникову пришлось держать один из самых серьезнейших экзаменов в своей жизни. Тот день с утра не предвещал ничего необычного. Но после полудня в Кронштадт приехали представители 1-го пулеметного полка и, собрав на Якорной площади митинг, сообщили ошеломительную весть: их полк при поддержке других частей гарнизона вышел с оружием на питерские улицы и там уже льется кровь. А кронштадтцы в это время отсиживаются у себя на острове… От таких речей Якорная площадь в буквальном смысле слова вскипела. Криками одобрения встретили прозвучавшее с трибуны предложение: разбирать оружие и двигаться на пароходах в Питер.

Раскольников, успевший позвонить в ЦК РСДРП(б), узнал, что пулеметчики выступили самостийно, несмотря на возражение Военной организации большевиков. Ему и его товарищам по партии, знавшим обстановку в стране, было ясно, что момент для восстания еще не настал, что ни армия, ни провинция не поддержат сейчас прозвучавших на петроградских улицах призывов к свержению Временного правительства и немедленному установлению власти Советов. В этих условиях стихийное, неорганизованное выступление неизбежно потопят в крови, и сама судьба революции будет поставлена на карту. Но наэлектризованная Якорная площадь не желала слушать никаких доводов. Даже любимого своего оратора Семена Рошаля матросы и солдаты согнали с трибуны криками: «Долой!» Впервые со времени Февральской революции кронштадтцы не захотели слушать большевиков, волна эмоций напрочь отметала доводы разума.

Спас положение Федор Раскольников, которому все же удалось переломить настроение толпы. Он не стал, как предыдущий оратор, возражать против отправки кронштадтцев в Питер, а перевел разговор в другую плоскость: как лучше эту отправку осуществить. До того как принимать столь ответственное решение, говорил он, надо связаться по прямому проводу со столицей и получить подробные исчерпывающие сведения о том, что там происходит. И если выяснится, что участие кронштадтцев в питерских событиях необходимо, то следует внести в это дело строжайшую организованность, подготовить плавучие средства, произвести учет и распределение оружия.

Предложения митинг принял, и многотысячная толпа разошлась по казармам и кораблям до утра. А ночью Раскольников снова связался по телефону с ЦК, сообщил, что выступление удалось лишь оттянуть, но назавтра его уже предотвратить не удастся. В Центральном Комитете знали, что на фабриках и заводах, в казармах Петрограда царит единое настроение: завтра выходить на улицы. В ту ночь было принято постановление о том, чтобы принять участие в выступлении, но превратить его в мирную, организованную вооруженную демонстрацию.

Об июльской демонстрации разговор особый. А что касается Раскольникова, то именно ему 4 июля было доверено идти во главе многотысячной колонны кронштадтцев. Девять дней спустя Временное правительство бросило его в тюрьму, предъявив обвинение в организации вооруженного восстания. Но следует отметить, что этот арест еще выше поднял его популярность среди рабочих, солдат и матросов.

Кронштадтский период в его жизни сыграл особую роль — здесь он стал признанным трибуном, вырос в крупного политического организатора, которому верили массы, за которым шли. И это сыграло огромную роль в последующей его судьбе.

На свободу он вышел 13 октября, а всего за три дня до этого Центральный Комитет партии большевиков принял решение о вооруженном восстании. Последующие дни были насыщены до предела. Раскольникова избрали председателем бюро Советов Северной области, он активно включился в работу «военки», вошел в состав Военно-революционного комитета при Петроградском