Я свидетельствую перед миром. История подпольного государства - Ян Карский

Раз в три месяца каждому работавшему в Польше французу полагался двухнедельный отпуск, чтобы съездить домой. Убедившись, что Тьенпон как раз скоро должен получить такой отпуск, я при новой встрече у друзей навел разговор на эту тему и пригласил его на следующий день пообедать в ресторане. Он радостно согласился.

В ресторан я пришел пораньше и попросил знакомого официанта проследить, чтобы рюмка у моего гостя не стояла пустой. Тот живо смекнул:

— Надо, чтоб он слегка окосел? Будет сделано!

Француз так и сиял, только что руки не потирал от удовольствия. Я спросил, чему он радуется:

— У вас такой счастливый вид, будто вы нашли золотую жилу.

Он засмеялся:

— Жилу не жилу, но все-таки! Приятель привез из Франции опиум. Немцы это дело любят. Можно неплохо заработать.

— А я-то хотел вам кое-что предложить, но раз вы теперь разбогатели…

— Э-э! Разве я сказал, что уже разбогател? Когда-нибудь — может быть. А пока и мелочью не побрезгую. Что за предложение?

— Мне нужно съездить на некоторое время в Париж. У меня там друзья…

— А я-то при чем? Я же не проводник.

— Вы скоро получите отпуск и разрешение на выезд. Если вы отдадите мне свои документы, я сменю фотографии и смогу уехать. Вы же отдохнете в одном имении под Люблином, а через две недели вернетесь на работу и заявите, что у вас украли документы в трамвае. За это полагается штраф в двести марок, который мы, разумеется, оплатим в дополнение к общей сумме вознаграждения. Согласны?

Француз, видимо, принялся соображать, насколько рискованна эта затея, и, поразмыслив, согласился. Сговорились на тридцать тысяч злотых.

Выходя из ресторана, Тьенпон взял меня под руку и сказал:

— Я не хочу знать, зачем вы едете во Францию и что собираетесь там делать. Меня это не касается. Думаю, вы не одобряете то, чем я занимаюсь. Но забудем об этом. Прежде всего, я француз. Может быть, плохой, глупый француз, но… ваше предложение я принял потому, что ненавижу немцев и готов помочь таким людям, как вы…

Я тут же сообщил своему начальству, какая возможность мне представляется. Поначалу эта идея не вызвала энтузиазма, но я сумел всех убедить и получил добро. Самая большая трудность состояла в том, чтобы сойти за француза. Язык я знал хорошо, но говорил с акцентом. На территории Генерал-губернаторства и Германии бояться нечего — там я могу объясняться по-немецки. Этим языком я владел хуже, но для француза — я же выдавал себя за француза — сойдет. Однако по ту сторону границы любой настоящий француз с первого слова признает во мне иностранца. Единственный выход — говорить как можно меньше. Все остальное — подделка документов и прочее — для нас было просто детской игрой. Все документы, которые я должен был вывезти, в общей сложности около тысячи страниц, собирались сфотографировать. Микрофильмы займут места не больше, чем три спички, их спрячут в рукоятку бритвы и запаяют так прочно, что обнаружить тайник будет невозможно[136]. Я был совершенно спокоен. Все детали поездки тщательно продумывались. Время импровизаций прошло, теперь Сопротивление гораздо лучше заботилось о безопасности своих курьеров.

За несколько дней до отъезда моя связная принесла мне крохотную записку на тонкой бумаге, в которой говорилось, что через два дня я должен явиться на заседание Политического согласительного комитета, что там будут Грот и Равич и что за организацию заседания отвечает некто Ира, которая уже знакома с моей связной.

Грот[137] — псевдоним главнокомандующего АК, Равич[138] — главы Делегатуры.

Назавтра связная привела ту самую Иру. Это была крупная женщина с военной выправкой и унтерскими замашками. Даже не поздоровавшись, она отчеканила:

— Вы должны выйти из дома завтра утром, ровно в восемь. У подъезда будут ждать две связные: ваша и еще одна — она отведет вас в условленное место. При себе иметь безукоризненные документы. Никаких компрометирующих бумаг! Главнокомандующий и без того подвергается большому риску.

Мне совсем не понравился такой тон, и я съязвил:

— Благодарю за указания. Сам я бы никак не додумался.

Она даже не взглянула на меня и продолжала:

— Я буду дожидаться вас там, куда вас приведет вторая связная. Всю дорогу за вами будут наблюдать наши люди. Если мы убедимся, что за вами нет слежки, я отведу вас на заседание. Понятно?

— Так точно. Может, у вас заготовлена для меня новая биография?

— Этого не требуется! — отрезала она и ушла.

На другое утро в восемь часов связная ждала меня на ближайшем углу, вместе с какой-то пожилой женщиной. Она представила меня этой женщине, а сама ушла. Вторая связная оказалась приятной и неглупой, мы с ней добрались трамваями с двумя пересадками до Жолибожа, вошли в высокое современное здание, поднялись на пятый этаж и позвонили два раза очень простым кодом: один звонок короткий и один длинный. Дверь открыла Ира. Впустив нас в квартиру, она связалась с кем-то по телефону и после короткого разговора соизволила взглянуть на меня:

— Готовы?

Я кивнул.

— Тогда вперед. Я пойду первой. Вы — в десяти шагах позади. Если что, вы исчезаете и вы меня не знаете. Ясно?

Мы вышли. Ира зашагала первой, не оборачиваясь и такими здоровенными шагами, что мне пришлось прибавить ходу, чтобы не потерять ее из виду Наконец она остановилась у костела и вошла в него. Через пару минут — я тоже. Костел был почти пуст. Ира сидела в третьем ряду скамеек. Еще несколько минут спустя она встала, не глядя, прошла мимо меня, направляясь вглубь храма, открыла какую-то дверь и исчезла. Я последовал за ней. Дверь вела в длинный сырой коридор, пройдя по которому мы вышли во двор частного дома. Ира вошла в дом, я за ней. Мы поднялись на третий этаж. Ира постучала в дверь. Открыл молодой человек среднего роста, спортивного сложения, с энергичным лицом.

— Привели Витольда? — спросил он Иру.

— Да, вот он.