Ливень в графстве Регенплатц - Вера Анмут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это хорошая идея, – согласилась Патриция. – Густав?
Но Густав, быстро проанализировав предложение, зло сжал губы и нервно ударил кулаками по кровати.
– Нет! И я не желаю видеть, как волчонок живёт в радости и спокойствии! – воскликнул он. – Я хочу и Гретту, и Регенплатц!
– Можно взять только одно из двух, – сказала Маргарет.
– Нет! Я возьму всё! Я ничем не буду обмениваться с Берхардом. Я просто убью его, уберу с моей дороги навсегда! Тогда и трон моим станет, и Гретту заставлю стать моей, ещё и земли барона присоединю. А после… А после и Кроненберг верну под мою власть.
Глаза Густава сверкали яростью и торжеством, подбородок гордо вздёрнут, грудь важно выпятилась вперёд. Юноша уже ощущал себя победителем всех и вся, уже чувствовал на голове корону Регенплатца.
– Завтра же… Нет, сегодня же я уберу из моей жизни волчонка! – решительно заявил Густав.
Патриция молча опустила глаза – не нравился ей мстительный настрой сына, не нравился его блеск в глазах. Нет, она не станет отговаривать Густава, ей и самой не терпелось избавиться от ублюдка Берхарда. Но… Почему-то в сердце забилась тревога, и вспомнились слова чёрной ведьмы: «Если вы всё-таки погубите Берхарда, то Густаву не прожить и трёх дней после его похорон!» А вдруг это сбудется?
– Может, лучше всё решить миром? – неуверенно предложила она.
– Нет! – Густав снова ударил кулаками. – Нет.
Упрям. Неистово упрям, как и все Регентропфы. Если уж что-то задумал, то не свернуть ничем. Патриция больше ничего не сказала. Она поднялась и тихо покинула покои сына. Что будет, то будет. Остаётся лишь покориться воле судьбы. Или Божьей воле.
В это время Берхард зашёл в кабинет отца для серьёзного разговора. Ландграф принял любимого сына, отложил бумаги, удобнее сел.
– Как серьёзен ты, – заметил Генрих. – Тебя что-то тревожит?
– Я с прошением к вам, отец.
Генрих удивлённо приподнял брови.
– Ну, говори. Присядь.
Но Берхард остался стоять. Он не волновался и отца не боялся, хотя и знал, что его слова обязательно вызовут недовольство, возможно, и гнев.
– Отец, признаю, моя просьба дерзка, и всё же, пожалуйста, отнеситесь к ней серьёзно.
Генрих нахмурился, начало беседы ему не понравилось. Берхард продолжал:
– Случилось так, что мы с Греттой полюбили друг друга, и я прошу вас изменить прежнее решение и сосватать Гретту Хафф за меня.
Ландграф ещё больше сдвинул брови, и между ними пролегла глубокая складка. Впрочем, над ответом Генрих даже и не пытался задуматься.
– Нет, – просто, но твёрдо сказал он. – И на этом вопрос решён.
И чтобы показать, что тема действительно закрыта, Генрих придвинул к себе лист пергамента и чернильницу. Однако Берхард будто и не заметил этого намёка.
– Почему? – спросил он.
– Я тебе это уже объяснял.
– Неужели только потому, что Гретта имеет не достаточно высокий титул?
Генрих отодвинул обратно письменные принадлежности. Видимо, разговор с сыном придётся продолжить.
– При всём моём уважении к барону Хафф дочь его тебе не чета, Берхард. Она не принесёт ни денег, ни военной поддержки. Даже земли её в плачевном состоянии, в них придётся много вкладывать. И потом, что ты прикажешь мне сказать маркграфу фон Фатнхайн? Что Регенплатц, обещанный его дочери, достанется другой? Полагаешь, он не обидится?
– Я подумал об этом и решил. Отец, я отказываюсь от правления в Регенплатце, ибо Гретта мне дороже графства. Поставьте своим приемником Густава и выдайте за него Зигмину фон Фатнхайн. Формально ничего не изменится, поменяется лишь имя жениха.
Заявление сына привело Генриха в негодование.
– Он подумал. Он решил за всех! – Ландграф гневно хлопнул ладонью по столу. – Ты ведёшь себя как глупый воздыхатель из рыцарского романа! Тебе восемнадцать лет, ты уже не мальчик, и пора бы начинать жить головой, а не эмоциями. Судьба возложила на тебя ответственность за Регенплатц, за его мир и богатства, и своим предложением ты предаёшь вотчину, предаёшь меня!
– Я никого не предаю, – уверенно вёл спор Берхард. – Я просто хочу жить спокойно и счастливо с женщиной, которую люблю, и которая любит меня. Переложите ответственность за графство на Густава. Он серьёзен, он справится.
– Эгоист! – крикнул ландграф. – Неблагодарный мальчишка! Променять такое наследие на какую-то девушку, на призрачную любовь, которая вполне может окончиться через год.
– А вы предлагаете мне повторить вашу жизнь? Холодные отношения с женой и любовница на стороне?
Генрих вонзил в сына пристальный взор. Смотри-ка, как повзрослел, уже посмел повысить голос на отца. Мужчина вышел из-за стола и прошёлся по комнате, стараясь успокоиться. Лёгкое покалывание тронуло его больное сердце.
– Ты обижаешь меня, Берхард. Обижаешь любовь твоей матери, бескорыстную, не требующую от меня никаких жертв. А я ведь тоже хотел всё бросить и уехать с ней далеко от этих мест. Но у меня есть чувство долга, и оно приказывало мне не терять разум. – Генрих повернулся к Берхарду. – Ты ещё не видел Зигмину, возможно, она тебе понравится.
Но Берхард, хоть и опустил глаза, отступать не собирался.
– Я люблю Гретту.
Генрих удручённо помотал головой – какой настырный.
– Густаву тоже полюбилась Гретта.
– Уверен, трон Регенплатца его всё равно прельщает больше.
Ландграфа уже начинало раздражать упрямство старшего сына.
– Трон Регенплатца твой, – не менее упрямо повторил Генрих. – И больше на эту тему я говорить не желаю. Если твоя любовь к Гретте настолько велика, ты найдёшь способ внедрить её в свою жизнь. Но оставлять ради неё графство, забывать о своём долге ты не имеешь права.
Берхард молчал. Он понял, что отец своего решения не изменит, и продолжать убеждать его не имело смысла. Но и отдавать Гретту Густаву тоже нельзя. Может, всё-таки рассказать отцу об утреннем происшествии? Пока Берхард раздумывал, ландграф продолжал говорить:
– Завтра после полудня в Регенплатц прибывает Зигмина Фатнхайн. Ты вместе со мной поедешь её встречать. И чтоб был любезен! С сегодняшнего дня уже собираются гости, со дня на день прибудет король Фридрих, и я очень хочу надеяться, что никаких сюрпризов ты мне не устроишь. Я позже и с Густавом ещё раз поговорю об этом.
– Вы сообщили Гретте о болезни её жениха? – спросил Берхард.
Генрих отвёл взор.
– Нет, – снизив тон, произнёс он. – Но барон знает об этом.
– И не сказал дочери?
– Зачем её огорчать раньше времени? Да и припадки у Густава достаточно редки.
– Сегодня случился.
– Но она же не видела.
