Императрицы - Петр Краснов

Не такими представляла себе Рита победителей Фридриха, бессмертных гренадер, кого мало было убить, надо было еще и повалить.

Первый батальон прошел. За ним шла такая же косматая, дымная голодная лошадь., На ней сидел майор. Это был седой старичок. У него не было уха, и темный шрам от затылка до низа щеки придавал его лицу страшное выражение. Он равнодушными глазами посмотрел на Риту и на девочек, обернулся к мушкетерам и сказал шепеляво беззубым ртом:

– Цорндорфскую!..

Рита пошла за батальоном. Она со страхом и волнением слушала песню. Два голоса, один – высокий, точно женское сопрано, другой тенор, вторивший ему, начали:

И мы ходили-то, солдаты..

Вся рота с необычайной силой, грозно, басами повторила – «солдаты!».

Песенники запели хором:

…по колен в крови,

И мы плавали, солдаты, на плотах-телах,

И ручьем кровь да туды-сюды разливается,

И наше храброе сердце да разгорается.

Тягуче и медленно звучала песня, как похоронный марш. Солдаты тяжело шлепали по мокрому, разбитому ногами снегу. Рита вспоминала своего брата, убитого под Цорндорфом… Так вот как он был убит!.. Страшный бой стена на стену вставал перед нею. Эта песня точно завершала только что окончившееся царствование. С ним, было очевидно, кончалась и война. Солдаты шли на кантонир-квартиры. Они уносили с собой память о пережитом. О крови, ранах, страданиях, подвигах и победе.

Кому нужна теперь эта победа и кто вознаградит за нее и вспомнит о ней? Не потому ли так мрачны были и слова и самый напев песни, что пели солдаты, что все – и кровь, и муки, и самая смерть – было напрасно? Два голоса продолжали. Тоска была в их страстно нежном вопле:

– Тут одна рука…

– Рука!! – подчеркнул хор.

В первом батальоне забили барабаны. Полк входил в улицы города. Рита отстала. Она не могла идти скоро. Сильно билось ее сердце. Точно с этим уходившим от нее батальоном уходила и ее жизнь. Девочки докучали ей вопросами, она не отвечала им. С этими батальонами уходило ее прошлое, все, что связывало ее с цесаревной, с Камыниным, с солдатами… Стоило ли жить без них?..

По глубокому небу неслись белые облака. Ветер был мягок и тепел. В лужах золотыми дисками отражалось солнце и слепило глаза. Песня уже неслась издали и говорила о прошлом царствовании, о победах над лютым королем, о славном елизаветинском времени.

– И где ведь пулей…

– Пулей!!

– …не ймем, там грудью берем,

А где грудь не бере, душу Богу отдаем!..

Апрель – ноябрь 1932 года. Дер. Сантенц, зам. Даммари-ле-Лис. Франция. П. Н. Краснов

Екатерина Великая!.. Подлинно была она в е л и к а я во всех своих замыслах, работах и творческом размахе на всём протяжении своей сравнительно долгой жизни, из коей половину – тридцать четыре года – она просидела на престоле Всероссийском. Она продолжала дело Петра Великого, она использовала тихую, мирную, благостную, малозаметную, но какую большую культурную работу Императрицы Елизаветы Петровны и блестяще закончила для России её XVIII век. Пётр прорубил окно в Европу – Екатерина на месте окна устроила широко раскрытые двери, в которые входило в Россию всё передовое, разумное, мудрое, что было в Западной Европе. Она завоевала тёплый, благодатный Юг и из единоплемённого, Северного Русского, Московского Царства сделала Государство Российское, равно владеющее дарами Севера и Юга с сотней племён и наречий, шагнула за пределы океанов Ледовитого и Великого, и Северная Азия преклонилась перед нею.

Административный и политический ум и опыт, ясная прозорливость полководца, широкие – кажущиеся современникам фантастическими – планы, которые она проводит в жизнь, литературный и публицистический таланты, отточенная мысль в письмах и рескриптах, обаятельный характер, красота телесная – всё соединилось в ней, чтобы блистать на протяжении полувека. Следы её творчества рассеяны по двум материкам Старого Света, и нет уголка Российской земли, где не было бы «построенного при Екатерине»… Какие люди её окружали, или, вернее, какими людьми она себя окружала!.. Каждое имя – эпоха, каждое – талант, гений!.. Суворов, Румянцев, Спиридонов, Потёмкин, Бецкий, Державин, Крылов, Фонвизин и т. д. и т. д.

Она стояла на такой высоте, что казалась недосягаемой, а была так легко доступна. Её превозносили, её славословили и воспевали… Ей завидовали, на неё клеветали, и сплетня старалась закидать её грязью. У неё было много друзей, ещё больше врагов.

Чтобы изобразить Екатерину Великую так, как она есть, – дать литературный её портрет, мне понадобилось бы по меньшей мере в о с е м ь таких книг, как эта. С какою радостью написал бы я их, но…

Мы живём в тяжёлое время. Издать и продать восемь томов о Екатерине в нашем жутком изгнанническом плену невозможно. И как это ни тяжело и ни обидно – писателю приходится теперь считаться с условиями книжного рынка.

Я д а ю т о л ь к о о д н у с т о р о н у ж и з н и Е к а т е р и н ы В е л и к о й -Её роман.

Роман, где г е р о е м – Е к а т е р и н а А л е к с е е в н а, а г е р о и н е й – Р о с с и я… Та Россия, которую она полюбила со всею страстностью своей не женской, но мужской натуры, обладания которой добивалась и всех соперников своих устраняла с холодною жестокостью.

Потому я и считаю, что наиболее точное определение моему двухлетнему труду будет – р о м а н.

П. Н. Краснов Дер. Сантени 19 февраля 1935 года

I

К 1795 году Иван Васильевич Камынин достиг большого благополучия. Он был действительным статским советником. Он не попал в вельможи – об этом, впрочем, он никогда и не мечтал, – у него не было, как у Разумовских или Строгановых, великолепных усадеб и дворцов, но он был прекрасно устроен на полном покое в одном из домиков китайской деревни в Царскосельском парке.

Снаружи – китайский дом – разлатая крыша с драконами вместо коньков по краям, крытая черепицей с глазурью, фарфоровый мостик, фуксии в пёстрых глиняных горшках, своеобразные двери и окна – внутри весь дворцовый комфорт того времени. Паркетные полы, красивые, в китайском стиле, обои, высокие изразцовые печи, выложенные кафельными плитками с китайским узором. Они солидно гудели в зимнюю стужу заслонками и дверцами, пели сладкую песню тепла и несли это тепло до самого потолка.

Придворные вышколенные лакеи, в неслышных башмаках и белых чулках, в кафтанах с орлёным позументом, обслуживали Камынина; из дворцовой кухни ему носили фрыштыки, обеды и вечерние кушанья, в каморке подле лакейской на особой печурке всегда был готов ему кипяток для чая или сбитня, из петергофской кондитерской раз в неделю ему привозили берестяные короба с конфетами, а с садов, огородов, парников и оранжерей поставляли цветы, фрукты, ягоды и овощи.