Последний Завет - Филипп Ле Руа

Положив трубку, Кейт вновь подумала, что расследование ходит кругами.

– Что будем делать? – спросила Карла, запрокидывая голову и рассматривая верхушку башни.

– Заглянем в гости? – предложил Натан.

Такита поставил машину у подножия свай. До спускающейся платформы было не добраться, поскольку она зависала в трех метрах над землей. Натан надел перчатки и тщательно застегнул куртку, прежде чем выйти из машины. Вьюжило вполсилы, что облегчило ему карабканье к дому. Акробатическим кувырком Натан катапультировался на террасу. Стоявшая внизу «тойота» дымила, как небольшой нефтеперегонный заводик.

Единственная дверь была заперта. Натан с разворота нанес ногой прямой удар, сорвав ее с петель. Потом протиснулся в образовавшуюся брешь и зажег свет. Внутри царил комфорт. Дом оказался своего рода просторным, хорошо обогреваемым дуплексом, одновременно и жилищем, и офисом. У Гувера были серьезные связи, если он мог позволить себе подвести коммуникации к участку, не подлежащему застройке, и отгрохать такое здание. Натан просмотрел несколько файлов в компьютере, перерыл папки в шкафах и ящиках стола, но ничто не привлекло его внимания. Осмотр мусорных бачков, содержащих консервные банки из-под осетрины и севрюги, пустые водочные бутылки с этикеткой «Гжелка» и недокуренные сигары «Монте-Кристо», подвел лишь к констатации очевидного факта: хозяин дома не прочь побаловать себя продуктами коммунистической роскоши. Его гонорары соответствовали клиентуре, обеспечивая весьма высокий жизненный уровень. Обыск катера также ничего не дал. Везде чистота, порядок и глянец. Либо у этого типа мания аккуратности, либо он просто осторожен. Натан спустился и сообщил Карле и Таките о своем намерении остаться.

– Вы сумасшедший, сейчас же минус пятьдесят!

– Внутри не меньше плюс двадцати двух и есть телевизор. Не беспокойтесь, я буду поджидать Гувера со всеми удобствами.

Карлу это не убедило, но Натан стоял на своем:

– Здесь есть телефон. Я позвоню, чтобы вы за мной заехали.

Покладистый Так без возражений тронул с места, не дав Карле выдвинуть новые аргументы. Итальянка выскочила из машины на ходу и плюхнулась ягодицами в сугроб.

– Ловко, – откомментировал Натан.

– Чем снова торчать в баре, лучше уж я здесь останусь, – сказала она.

Натан махнул Таките, чтобы тот ехал дальше, и помог Карле взобраться по свае. Едва оказавшись наверху, она бросилась в дом и припала к радиатору. Натан стал прилаживать дверь.

– Как вы умудрились ее высадить? – удивилась она.

– Река прокладывает русло без компаса и орудий.

– Что?

– Не старайтесь все объяснить. Лучше найдите-ка мне одеяло. Створка прогнулась от удара, нужно заделать щель, чтобы холодом не тянуло.

Карла исчезла в спальне и вернулась с пуховой периной.

– Это вам подойдет, мистер Мак-Дживер?[20]

– Мак-Дживер? Что это значит?

– Не старайтесь все объяснить.

Заделав брешь, Натан предложил ей кофе. Налил воды в кофеварку-эспрессо, включил, разулся и устроился на диване, уложив ноги на журнальный столик. Щелкнул пультом телевизора, примеряя на себя шкуру хозяина дома.

– Ничто так не гробит атмосферу, как телевизор, – заметила Карла.

– Это источник информации.

– Ну да, дерьма.

– Вот именно. Смотреть его – это все равно что рыться в мировой помойке. А вы не представляете, сколько всего узнаешь о людях, копаясь в их мусоре.

Он принялся переключать каналы.

– Не боитесь, что Гувер нагрянет? – спросила Карла, чувствовавшая себя не в своей тарелке.

– Я боюсь скорее обратного. Если не нагрянет, то мы зря потеряем время.

Итальянка сняла свою парку, пригладила волосы и внезапно скользнула в объятия Натана. Секунду пристально вглядывалась в его лицо, обхватив ладонями, потом разом стерла с него всякий скепсис. По окончании долгого жадного поцелуя выпрямилась и, облизнувшись, иронически прокомментировала:

– Добро пожаловать в наш мир.

Ошеломленный Лав вдруг очутился в другом измерении. Человеческом измерении. Его тело утратило привычку к таким химическим встряскам. Сердце понеслось куда-то вскачь, член отвердел, руки взмокли. Карла опять вдохнула в него жизнь – рот в рот.

– Давно этого хотела, – сказала она. – Сперва надеялась на инициативу с вашей стороны, но, похоже, ждать пришлось бы еще долго.

Она пошла за кофе и, наполнив две чашки, устроилась рядом с Натаном, все еще перебиравшим каналы. На экране возникла какая-то блондинка в бикини, запертая в стеклянном гробу, кишащем змеями, мышами и пауками-птицеедами.

– В современном обществе ценят тех, кто по ту сторону экрана, а не по эту. Главное – попасть туда.

Он переключил на какую-то телеигру. Толстая женщина трепыхалась перед тостером.

– Эта домохозяйка выиграет автомашину, если купит хлебопечку. Потребляйте, это обогатит вас и духовно, и материально. Да здравствует алчность!

Натан продолжил демонстрацию. Остановился на баскетбольном матче, чтобы вставить комментарий:

– Люди почитают тех, кто достигает высот, награждают тех, кто вырывается вперед. Гордыня возведена в ранг добродетели. Все разжигает желание соревноваться, бороться, выигрывать, питать свое «я». Смирение и скромность больше не в чести…

– А как же ваш совершенный мир? Где он, собственно, находится?

– Его достигают через медитацию и отрешенность. А достигнув, понимают, что все окружающее нас – ложно.

– Как в «Матрице»?

– Где?

– Это фильм такой, где наше общество представлено как иллюзия.

– Можно сказать и так.

– Но это же кино.

– Все кино. Оглядитесь вокруг, ведь вы словно в фильме. В кино мы проецируем на экран самих себя, отождествляем себя с персонажами, испытываем субъективные эмоции. В мире, где мы живем, то же самое. Наше представление о природе необъективно, потому что мы сами – отражения, вымысел, мы отождествляем себя со своим «я», выдуманным от начала и до конца.

– А если люди от этого чувствуют себя счастливее?

– У нас столько причин не просыпаться.

– Как же научиться объективно смотреть на вещи?

– Практикуя дза-дзен.

– «Дза» что?

– Дзен в сидячем положении. Медитация заставляет иллюзию исчезнуть. На экране появляется слово «конец», и в зале вспыхивает свет.

Карла посмотрела в окно, на пейзаж, не менее туманный, чем личность и речи человека, с которым она беседовала. Она была не прочь заняться с ним любовью, но вдруг вспомнила, что у нее гонорея. Захотела встать, однако он удержал, нежно глядя на нее с успокаивающей улыбкой, потом, прижав свои ладони к ее, поднял правую руку вверх, а левую опустил.