Маленков. Третий вождь Страны Советов - Рудольф Баландин

— к той же цели приведут профессионализация армии и рациональное использование оборонной промышленности (отец превосходно знал порядки, царящие в «оборонке», и был убежден в том, что ликвидация ведомственных барьеров, обусловленных сверхсекретностью, дала бы широкую возможность внедрить технологические достижения ВПК в развитие мирных отраслей)».

«12. И, наконец, весь этот комплекс конкретных мер, тактических и стратегических задач был пронизан глубочайшей и искренней верой Георгия Максимилиановича в плодотворность коммунистической идеи. Естественно, и здесь с ходом времени его взгляды развивались: всматриваясь в реальные изменения, происходившие в нашей стране и в мире, он шаг за шагом преодолевал в себе приверженность к коммунистической риторике с ее жесткой аксиоматичностью и унылым схематизмом. Но, думаю, решающим моментом в раздумьях отца о «коммунистическом далеко» стала его встреча с трудами В. И. Вернадского. Захваченный концепцией этого великого ученого о ноосфере, то есть сфере разума, облегающей нашу планету мощным биоэнергетическим полем, отец пришел к выводу, что извечная коммунистическая идея со всеми ее мучительными трансформациями есть, может быть, одно из ведущих слагаемых этого поля. Отвергая примитивное, да просто невежественное представление о коммунизме, которым руководствовался Хрущев в своем громогласном обещании такового именно к 1980 году, Георгий Максимилианович не вкладывал в понятие «коммунизм» конкретного политического содержания (кроме принципа «от каждого по способности, каждому по потребности») и уж тем более не озадачивал себя установлением сроков наступления коммунизма ни годом, ни десятилетием, ни даже веками. Опираясь на общефилософское учение о сфере разума, он считал, что именно коммунистическая идея наиболее полно соответствует основному вектору движения человечества. (Выделено А. Маленковым. — Р. Б.) Постепенно реализуясь в историческом процессе, именно она обеспечит земной цивилизации выживание, развитие и процветание…»

«Если еще раз окинуть беглым взглядом экономическую и политическую программу, то при всей эскизности ее изложения легко можно подметить некоторые принципиальные черты государственного мышления Г. М. Маленкова — предельную реалистичность в практических действиях при смелом взгляде в будущее — ближнее и дальнее; строгую последовательность в выборе приоритетов и продуманную постепенность в их осуществлении; наконец, основательность, базирующуюся на тщательной проработке вопроса, включая научные данные и рекомендации. Вообще слова «основательно», «основательность», равно как и «жизнедеятельность» он употреблял постоянно. И согласно им поступал: всегда отдавал предпочтение жизнедеятельности перед любой абстрактной идеей, а к любому своему шагу в общественной практике готовился основательно.

Но была в государственном, да и просто обыденном, мышлении Георгия Максимилиановича и еще черта — своеобразный автократизм. Тут, очевидно, к унаследованной от матери властности добавилось и «благоприобретенное» — суровая школа тиранического режима. Выше, если читатель помнит, я отметил, что, мол, у отца между словом и делом было кратчайшее расстояние. Сказано это не в упрек нашим сегодняшним демократам. Просто, приступая к реформам, Г. М. Маленков действовал в иных условиях: ему не требовалось «проводить» свои реформы через несуществовавшие тогда институты демократической власти. Основательное изучение проблемы, выработка механизмов ее решения, указание сверху — и вся система, приученная к повиновению, со скрипом, но без промедления разворачивалась по предложенному руслу. Кстати, авторитарно поступал и Хрущев (вспомним хотя бы целинную эпопею, когда по мановению его рук в движение пришли миллионы людей). А разница между авторитарностью Хрущева и Маленкова была в том, что один действовал кавалерийским наскоком, на авось, а другой — разумно и целесообразно, что и отмечалось сразу же в сознании народа. Короче говоря, отец был просвещенным автократом, т. е. он считал, что переходный период от тоталитарного режима к демократии должен осуществляться сильной исполнительной властью, опирающейся на законы. Многие не четко понимают различие между деспотизмом и авторитарной властью, между тем отличие это принципиальное и в основе его лежит признание авторитарной властью первенства законов, тогда как деспотизм… не признает над собой никаких законов».

«Отец, например, был убежден в том, что так называемая «вся правда», разглашенная не вовремя, принесет больше вреда, чем пользы (запомнилась его фраза: «Не нужно говорить людям всего не потому, что нельзя, а потому, что обо всем не нужно знать»). И вообще он считал, что к восприятию всего комплекса демократических идей необходимо тщательно готовиться, надо к ним продвигаться шаг за шагом, а сразу ничего не получится.

В этом вопросе мы с отцом сильно расходились во мнениях. Я-то как раз считал, что наш народ уже выстрадал право на полную правду о нашем прошлом и настоящем. Помню, как однажды в горячей полемике с отцом я задал ему вопрос: почему ты отдал власть без борьбы, почему не обратился к народу?» Отец посмотрел на меня, как на несмышленыша: мол, тебе, беспартийному, не уразуметь, что такое партийная дисциплина, что такое историческая реальность.

Думаю, читателям интересно будет узнать и об отношении Маленкова к церкви и вообще к религии. Я знал, что в конце сороковых годов, когда Сталин решил ликвидировать патриаршество, отец сумел убедить его не делать этого. Каким образом, не знаю, но, должно быть, со временем обнаружатся документы, которые помогут осветить этот эпизод. Уважительное отношение к церкви, насколько я понимаю, не противоречило державным представлениям отца.