Неудача в наследство - Светлана Романюк

— Думаю, вашей сестре и мне будет удобнее вести разговор в кабинете вашего батюшки, к тому же он уже предложил его для этих целей, а я успел дать согласие. Не слишком красиво получится, ежели я своё решение переменю.

Николенька стушевался окончательно, и Аннушка поспешила вступить в разговор:

— С радостью отвечу на все ваши вопросы в любом удобном для вас месте, — уверила она князя.

Закончив расшаркивания, вся компания, за исключением Николеньки, двинулась к кабинету хозяина дома. Князь распахнул дверь, пропуская сперва Аннушку, затем шагнул внутрь сам и аккуратно притворил дверь перед носом дышащего ему в затылок Фёдора Николаевича.

Аннушка с возрастающим изумлением смотрела, как после секундной заминки дверь отворилась вновь, являя ей и князю зрелище обескураженной судейской физиономии. Остальная компания маячила чуть позади и выглядела не менее потерянно.

— Милейший, — заговорил князь тоном, который мог запросто заморозить птицу в полёте, — я же ясно сказал, что сам побеседую с Анной Ивановной. Ежели вы не поняли, то могу переиначить доходчивее — мне не нужны праздные любопытствующие в свидетелях.

Папенька, Порфирий Парфёнович и Андрей Дмитриевич слаженно отступили на пару шагов. В дверном проёме остались только побелевший Фёдор Николаевич и окончательно посмурневший Милованов, который переводил тяжёлый взгляд с князя на судью, будто прикидывал, что лучше предпринять: прорываться в кабинет и отстаивать своё право на присутствие при важном разговоре или оттаскивать от двери упорствующего судью.

— Ваше сиятельство, смею напомнить, — меж тем озвучивал свою позицию последний, — я не любопытствующий свидетель, я пока ещё должностное лицо при исполнении!

— Какая восхитительно верная формулировка! — воскликнул князь и, обращаясь к Михаилу, с нажимом произнёс: — Вот! Учись, — затем вновь переключил своё внимание на Фёдора Николаевича: — Вы очень точно отметили: пока ещё. Не переживайте, пока вы занимаете должность уездного судьи, я непременно сообщу вам все имеющие отношение к делу факты, что выяснятся при этом разговоре. Ступайте, наш радушный Иван Петрович позаботится о вашем комфорте. Поторопитесь, не будем подвергать терпение и скромность барышни испытанию столь долгими проволочками и большим количеством слушателей, возможно, ей проще будет делиться сведениями с кем-то одним, нежели со многими.

На протяжении всей перепалки Аннушка переводила ничего не понимающий взгляд с одного мужского лица на другое, предпочитая забиться вглубь отцовского кабинета и отмолчаться, но что-то в последних словах князя укололо её. Отчего-то стало неприятно и скользко. То ли оттого, что князь намекнул на наличие каких-то её поступков, которых она предположительно должна стыдиться, то ли оттого, что, очевидно, ему было глубоко безразлично её смущение, он всего лишь использовал создавшуюся ситуацию как предлог, чтобы принизить Фёдора Николаевича до уровня нашкодившего щенка, которого тычут носом в зловонную лужу.

— Я вовсе не возражаю против свидетелей разговора!

Слова вырвались раньше, чем Аннушка успела их обдумать. Ромадановский бросил на неё острый взгляд, достал из кармана жилета медальон и, показав его, уточнил:

— Вы уверены? Речь пойдёт об этой вещице.

— Более чем, — подтвердила Аннушка, с удивлением разглядывая тот самый медальон, которым прошлой осенью откупилась от присутствия попрошайки в окрестностях школы.

Глава 71. О сколько нам открытий чудных…

Михаил, не скрывая злорадства, смотрел на Фёдора Николаевича. Слишком многое было на счету Крыльского судьи, чтобы сейчас он мог вызвать сочувствие: пренебрежение своими непосредственными обязанностями, отношение к подчинённым, арест друга, слава Шестиликой, обошедшийся без серьёзных последствий, а самое главное — вчерашний приезд. Что и говорить, Фёдор Николаевич и Порфирий Парфёнович прибыли крайне несвоевременно. Крайне! И вместо того, чтобы отправиться к Кречетовым ещё вчера, выяснить подробности про этот треклятый медальон, он и Андрей были вынуждены весь вечер лицезреть, как Ромадановский, фигурально выражаясь, возюкает Фёдора Николаевича носом по полу. Нужно отдать должное князю, делал он это виртуозно и с воодушевлением, но Михаил с большим удовольствием занялся бы делом, а не наблюдал эту моральную экзекуцию. В конце концов князь отправил судью к Андрею Дмитриевичу обустраиваться на ночлег, сказав, что позаботиться о начальстве — прямая обязанность подчинённого, после чего заявил, что обратное утверждение тоже верно, и забрал Порфирия Парфёновича с собой к Невинской.

— Какой, однако, насыщенный вечер, — с кривоватой усмешкой протянул Вячеслав, как только последний гость вышел за порог. — Мой тебе дружеский совет: если хочешь присутствовать при разговоре с барышней Кречетовой — навести друга с утра пораньше. Нанеси, так сказать, ответный визит. А то займутся делом в столь тёплой и дружеской компании и про тебя забудут.

Михаил лишь молча кивнул в ответ и, поморщившись, подумал, что ранние подъёмы входят у него в привычку.

Сегодня же, заехав к Андрею и выслушав весь тот словесный поток, что извергал из себя Фёдор Николаевич, Михаил подумал, что утренний визит следовало нанести Невинской. Видят боги, завтрак прошёл бы куда приятнее! Каким образом Андрею удавалось держать себя в руках — оставалось загадкой. Судья отыгрывался на подчинённом за вчерашнее унижение, не стесняя себя правилами приличия и не обременяя логикой и здравым смыслом. Андрей играл желваками, иногда, когда того требовала ситуация, отвечал холодно и односложно. Насколько слова гостя задевают и возмущают его, можно было понять лишь по состоянию ложки, которая к концу завтрака оказалась настолько измята, что вряд ли была пригодна к дальнейшему использованию. Зловонный фонтан красноречия Фёдора Николаевича иссяк лишь после появления князя. Нужно признать, что и Леонтий Афанасьевич с утра был молчалив. Он полностью игнорировал судью до момента столкновения в дверях кабинета Кречетова.

Михаил стоял за спиной судьи, злорадствовал, и пытался придумать ответ на только что возникший вопрос, что заставляет Ромадановского вести себя подобным образом? Леонтий Афанасьевич никогда не был мелочен, он всегда был спокоен и подчёркнуто вежлив со всеми, даже с теми, кто навлёк на себя его гнев. И эта его холодная вежливость пугала окружающих гораздо больше, чем крики и угрозы иных представителей властей предержащих. Что тогда происходит с князем второй день? Он вышел из себя? Маловероятно. Фёдор Николаевич, конечно, подлец, но за свою долгую жизнь и благодаря своей крайне замысловатой карьере Ромадановский видел и не таких. Что тогда? Проверка? Инсценировка? Перед кем? Для чего?

— Я вовсе не возражаю против свидетелей разговора! — раздался чуть хрипловатый голос Кречетовой.

Внимание всех присутствующих переключилось на девушку, стоящую с прямой спиной и гордо поднятым подбородком. Суровое