Винляндия - Томас Пинчон

* * *

Но когда он выяснил насчёт Прерии — хотя никогда не называл её по имени, лишь ухмылялся:

— Стало быть, ты воспроизвелась, — Френези — что-то ещё, нечто из кошмаров насильственного размножения, должно быть, взяло верх, потому что после, рассудив, должно быть, не иначе как увечно, Бирк неизбежно повернулся и кинулся за младенцем, а заметив, что на пути Зойд, устроил и его удаление. Одной субботой с лёгкой облачностью, почти через год после того, как Френези съехала, Зойд и Прерия, вернувшись с дневной прогулки по переулку к Гордитскому пирсу, обнаружили у себя дома в гостиной, подумать только, Эктора, стоявшего в театральной позе у здоровеннейшего, что Зойд видел в жизни, блока прессованной марихуаны, такой и в двери не пройдёт, однакож вот он высится, загадочно, косматый монолит чуть не до потолка.

— Прошу прощения на секундочку. — Палец к губам, Зойд сходил и уложил дочь, задремавшую на солёных бризах, на кровать в другой комнате, поблизости разместил её бутылочку и уточку, и вернулся, пялясь на гигантский кирпич, всё нервенней. — Дай-ка угадаю — «2001: Космическая одиссея» [1968].

— Скорей уж «20 000 льет в Синг-Синге» [1933].

Зойд обмяк на гигантский блок, нуждаясь в поддержке.

— Даж’ не ты придумал, верно?

— Кому-то в Уэствуде очень твоя жопа не нравится, напарник.

Зойд медленно повёл глазами на дверь в другую комнату, за которой спала Прерия, выждал такт, затем перевёл их обратно.

— Знаешь такого чувака из Юстиции, зовут Бирк Вонд?

Пожав плечами:

— Может, видель имя в УБН-6?

— Я знаю про него и мою бывшую старуху, Эктор, поэтому не стоит смущаться.

— Не моё делё, а политика у меня такая, я никогда в эти облясти не заходиль, никогда, с объектом, Зойд.

— Восхищаюсь, точняк, всегда так было, но где же этот господинчик, и почему он говно грести отправил тебя, а? Подкинь улики, свинти объект, конфискуй младенца, типа ты на них двоих работаешь, или как?

— Эгей, trucha, ése[116], никаких мляденцев я не краду, что с тобой такое?

— Ладно тебе — это не какая-то джайвовая откоряка отобрать у меня ребёнка?

— Эй, дядя, даже тема не моя, я только это, услюгу другу. — И он придал этой обиженной каденции своеобразный напор, словно оставляя открытым значение слова друг.

— У-гу, просто выполняешь приказы сверху.

— Не знаю, следиль ты или нет, но с Никсоном и прочей сранью там, где я работаю, последнюю пару лет реорганизация, кучу старых громиль из ФБН[117]почикали, коллег моих, а мне повезлё, что хоть работа осталясь, ага, даже на таких эступидарских[118]посыльках, как эта семейная консультация.

— Крошка… пены тут у тебя на губе, Эктор… не, всё пучком, я — я знаю, каково тебе, Кимо-сопли.

— Зналь, ты поймёшь. — Он вытащил хромированный судейский свисток и дунул в него. — Давай, ребята!

— Эй, малышка же! — Внутрь с топотом ввалилось с полдюжины личностей в чёрных козырькастых кепках и ветровках с ярлыком БНОП[119], с портативными магнитофонами, полевыми следственными комплектами, дуплексными приёмопередатчиками, ассортиментом огнестрельного оружия как заказного, так и магазинного, не говоря о камерах, фото- и кино-, коими они принялись щёлкать друг друга, стоя под травяным полиэдром, после чего стали заворачивать его в какую-то тёмную простынку из пластмассы.

— Ой, капитан, мне можно хотя бы, пожалуйста, тёще позвонить, чтоб с ребёнком помогла?

— Это называется услюга. — Преувеличенно игриво. — За услюги надо плятить.

— Заложу друзей. Верняк туговато мне придётся.

— Блягосостояние ребёнка против духарской девственности, о да, я б сказаль, и впрямь нелёгкое решение. — И где-то на этих словах в двери впархивает не кто иная как Саша, от чего у Эктора глаза заискрились, как сказал бы случайно забредший в этот город путник, невинным озорством.

— Ах ты негодник — ты же позвонил ей, правда?

— Зойд во что ты теперь вляпался — о, боже, — заприметив маячащую глыбу каннабиса, — мой? и это с маленьким ребёнком в доме, ты совсем больной?

Как по команде, Прерия проснулась посреди всей этой суеты и завопила, скорее вопрошающе, чем тревожно, и Зойд с Сашей, оба одновременно кинувшись к двери, классически столкнулись и отшатнулись друг от друга, завопив:

— Дурак сторчавшийся, — и:

— Настырная сука, — соответственно. После чего злобно пялились друг на друга, пока Зойд наконец не высказался: — Послушай — ты же тёртая голливудская детка, по бульвару не раз туда-сюда гуляла, — доставая тряпичный подгузник из шкафчика в ванной, куда их теперь втиснуло ближе, чем понравиться могло обоим, таинственной деятельностью, необходимой для того, чтобы снова выволочь из дома Экторов колоссальный кус дури, — неужто даже непонятно, что это подстава? — переходя в спальню, Саша сосредоточенно по пятам. — Они пытаются её у меня отобрать. Приветик, Симпатяшка, помнишь свою баушку? — Пока Саша с Прерией разговаривала и играла, Зойд снял с детки, избавился от говна и простирнул тряпицу в унитазе, кинул её, присыпав «Бораксом», в пластмассовую урну, уже потяжелевшую до того, что в самый раз тащить в горку к прачечной, вернулся с тёплой тряпицей и тюбиком «Деситина», удостоверился, что тёща заметила, как он мажет в нужную сторону, и лишь когда закалывал булавками новый подгузник, вспомнил, что надо было бы обращать побольше внимания, больше заботиться об этих маленьких и по временам даже ритуальных действиях, которые принимал как должное, теперь, когда в гостиной у него поисковая партия, слишком поздно, стали так внезапно драгоценны…

Саша стояла у окна, внутрь лился свет, держа её, Прерию с вытянутой рукой в совершенной младенческой артикуляции запястья, ладони и пальчиков к топоту и треску в другой комнате, корча озадаченную гримаску.

— Не хотела орать, — пробормотала Саша.

— Я тоже. Надеюсь, не напряжёт.

— Я с удовольствием её возьму, всё равно уже давненько, поэтому с этим, по крайней мере, получится.

– ‘От тока я буду в каталажке, канеш’, — Зойд вдруг разражаясь кудахтаньем, что Прерии очень нравилось, ибо она закачалась у Саши на руках, растягивая рот, чтоб уместить улыбку, пределов которой пока не знала, время от времени пронзительно повизгивая. — Ой, тебе нравится, нравится тебе. Когда Па-пе чпок! — Он сунул палец в рот, подпёр им щёку изнутри и соснул и чпокнул ей. Она не сводила глаз, с улыбкой, вывалив язык. — А-га, вот эту вот даму ты будешь видеть много, она тебе известна как Бабуля…