Шардик - Ричард Адамс

Шардик двинулся прочь. В отчаянии Кельдерек еще раз мысленно воззвал к нему: «Дай мне знак, владыка Шардик… о мой владыка, снизойди и дай хоть какой-нибудь знак, хоть какой-нибудь ключ к природе твоей священной истины!» Глухое рычащее дыхание медведя стихло в отдалении еще прежде, чем земля под Кельдереком перестала дрожать от тяжелой поступи. Потом, пока он все лежал в полутрансе, до слуха его донесся детский плач.

Он с трудом поднялся с земли. В дюжине шагов от него стоял мальчишка лет семи-восьми, вне себя от страха, явно заблудившийся в темноте. Вероятно, он бродил здесь с теми самыми мужиками, пока они не пустились наутек от Шардика, бросив ребенка на произвол судьбы. Кельдерек, дрожавший всем телом и плохо соображавший после экстатического приступа, на неверных ногах подошел к нему, одной рукой обнял за плечи, а другой указал на далекие факельные огни у скотных загонов. Мальчик едва мог говорить от рыданий, но наконец Кельдерек разобрал слова «страшный дьявол».

— Он ушел… ушел, — успокоил Кельдерек. — Беги в деревню, не бойся, тебе ничего не грозит. Давай беги домой во весь дух! Вон туда, живо!

Затем, вновь возложив на себя тяжкое бремя долга, он двинулся по равнине следом за Шардиком.

Медведь продолжал идти на север — слегка уклоняясь к западу, судя по положению звезд. Звезды всю ночь двигались по небосводу, но больше ничто не двигалось и не менялось в пустынной местности. Только дул легкий ровный ветер, тихо похрустывали сухие стебли травы да изредка там и сям блестели крохотные озерца, у которых Кельдерек останавливался, чтобы напиться. Ко времени, когда свет утренней зари стал наползать на небо — медленно и неотвратимо, как болезнь прокрадывается в человеческое тело, — он уже чуть не падал от усталости. Перейдя через спокойный ручей и ступив на плоские гладкие камни на другом берегу, он в своем затуманенном состоянии не сразу понял, что это означает. Остановившись и оглядевшись по сторонам, Кельдерек наконец сообразил, что минуту назад пересек канал, идущий от Кебинского водохранилища к Бекле и теперь стоит на мощеной дороге, ведущей к Гельтским предгорьям.

Хотя час был ранний, он пристально всмотрелся в даль в слабой надежде увидеть какого-нибудь путешественника — ну там торговца, направляющегося на Караванный рынок, к Флейтилевым весам, армейского снабженца из провинции или ортельгийского посыльного, возвращающегося из краев по другую сторону Гельтских гор, — кого угодно, кто смог бы доставить в Беклу сообщение. Но вокруг, сколько хватало глаз, не было ни единой живой души; ни даже какой-нибудь захудалой лачуги или далекого дыма походного костра не видел Кельдерек, как ни напрягал зрение. Насколько он знал, дорога в значительной своей части пролегала по достаточно оживленной местности. Может, где-нибудь здесь неподалеку находится постоялая станция для гуртовщиков и караванщиков — несколько хижин, колодец да обветшалый сарай для скота? Нет, ничего похожего нигде окрест. Вот же не повезло, что он вышел на дорогу в столь ранний час, да еще в такой глухомани. Не повезло — или Шардик умышленно держался в стороне от дороги, пока не почувствовал, что может ее пересечь, не рискуя попасться на глаза путникам? Медведь уже удалился на порядочное расстояние и теперь поднимался вверх по склону за большаком. Скоро он перевалит через гребень холма и скроется из виду. Однако Кельдерек по-прежнему медлил, в отчаянии озираясь кругом. Вскоре стало ясно, что, даже если сейчас кто-нибудь и покажется вдали, он все равно не сможет и поговорить с путником, и снова отыскать след медведя. Тем не менее он еще довольно долго стоял посреди дороги, словно интуитивно понимая, что уже никогда больше не увидит этого великого творения империи, которую он завоевал и которой правил. Наконец, испустив протяжный стон, как человек, утративший последнюю надежду на помощь и не знающий, что теперь с ним станется, Кельдерек направился к месту, где Шардик скрылся за гребнем возвышенности.

Часом позже, с трудом дохромав до вершины очередного холма, примерно в полулиге к северо-западу, Кельдерек с изумлением увидел внизу совершенно другую местность. Не унылую степную равнину с редким травостоем, но зеленую плодородную долину в окружении холмов, населенную и возделанную, простиравшуюся перед ним на добрую лигу. По сути, она представляла собой один огромный пастбищный луг — и на нем, в первых лучах солнца, уже паслись три или четыре стада. Кельдерек разглядел две деревушки, а бледные струйки дыма на горизонте наводили на мысль и о других селениях, процветающих в этом чудесном оазисе.

Неподалеку от подножия холма, в глубокой впадине, земля была разрезана, а скорее, даже расколота в высшей степени странными оврагами, мгновенно приковавшими взгляд Кельдерека, — так приковывает взгляд высоченный отвесный утес, живописный каскад водопадов или причудливая скала, которой ветра и дожди за тысячелетия придали форму, скажем, сжавшейся перед прыжком пантеры или человеческого черепа. Такое впечатление, будто в незапамятном прошлом какой-то великан пробороздил поверхность долины гигантской острозубой вилкой. Три расселины, примерно параллельные и почти одинаковой длины, тянулись близко друг к другу на тысячу шагов. Столь узкими и обрывистыми были эти диковинные овраги, что ветви деревьев, растущих по обоим крутым склонам каждого, почти смыкались над ними подобием свода, скрывая от взора Кельдерека темные недра. Солнце, поднимавшееся у него за спиной, еще сильнее сгустило тени, по всей вероятности всегда лежавшие в этих почти подземных рощах. По краям расселин росла трава до пояса, и ни одной тропинки ни с какой стороны к ним не вело. Пока Кельдерек смотрел, ветер на миг усилился, по размытым облачным теням на лугах прокатилась волнистая рябь и листья на верхних ветвях, едва поднимавшихся над травой вокруг оврагов, разом затрепетали и снова замерли.

Кельдерек слегка задрожал от страха, почуяв неведомую опасность. У него возникло такое ощущение, будто дух здешних мест проснулся, заметил чужака и взволновался. Однако он по-прежнему никого не видел поблизости — кроме, разумеется, Шардика, направлявшегося к ближайшей из трех расселин. Медведь медленно протопал через заросли высокой травы, остановился на краю обрыва и с минуту вглядывался вниз, поворачивая голову туда-сюда. Потом стремительно и плавно, как выдра соскальзывает с крутого берега в реку, он нырнул в укромную темноту оврага.

Сейчас он заснет, подумал Кельдерек. Со времени его побега прошли уже сутки, а даже Шардику не по силам дойти от Беклы до Гельтских гор без единой основательной передышки. Он наверняка остановился бы и раньше, найдись на равнине мало-мальское укрытие. Шардик, обитатель лесов и гор, на открытой местности чувствует себя страшно неуютно, и вновь обретенная свобода для него не слаще заточения, откуда он сбежал. К оврагам, судя по всему, никто никогда и близко не приближался, вероятно, даже пастухи старались держаться от них подальше, ибо они представляли опасность для скота; и скорее всего, самой своей необычностью диковинные расселины вызывали у местных жителей суеверный ужас. Сумеречные заросли, не пахнущие ни зверем, ни человеком, наверняка показались Шардику желанным убежищем. Вполне возможно, он с удовольствием задержится здесь на день-другой, если будет избавлен от необходимости искать пищу.

Чем дольше Кельдерек размышлял, тем больше укреплялся в мысли, что овраг дает отличную возможность поймать Шардика прежде, чем тот достигнет гор. Несколько воспрянув духом, он принялся обдумывать план действий. На сей раз нужно любой ценой убедить местных жителей в своих добрых намерениях. Он посулит большую награду (на самом деле любую, какую они попросят: освобождение от рыночных пошлин, от обязанности отдавать оброк рабами, от военной службы) при условии, что они задержат Шардика в овраге до времени, пока не подоспеют люди из Беклы. Особого труда это не составит. Пара коз, пара коров — вода там, скорее всего, есть. Посыльный, если поторопится, достигнет столицы еще до заката, и подмога прибудет завтра к вечеру. Надо передать Шельдре, чтобы взяла с собой необходимые сонные снадобья.