Артур - полководец - Роберт Линн Асприн

Нав проорал приказы, захлопал в ладоши, и вот уже они снова оказались на середине реки. Мимо проплывали едва видимые в сумерках берега.

Бедивир предложил Питеру остаться на палубе вместе с воинами, дабы те почувствовали, что он такой же, как они. Питер резко отказался, даже не дав Бедивиру договорить, объяснив свой отказ так:

– Уважение для меня важнее любви. – А когда Бедивир ретировался, Питер тихо сказал Кею:

– На самом деле еще больше меня бы устроил страх – как сказал Макиавелли.., один великий.., сикамбрийский философ.

– Ты переменился, – заметил сенешаль. – Было время, когда ты запросто пьянствовал и развратничал вместе со всеми остальными.

«Как же мне надоел этот рубаха-парень Ланселот!» – мысленно выругался Питер, а вслух сказал:

– Мы на войне. Играем по другим правилам. Питер удалился в свободную кабинку, закрыл за собой дверь, предварительно назначив Кея связным. Вскоре Северн широко разлился по равнине, и «Бладевведд» выплыла в бурное море.

Крепка соленая волна, Прибрежный сух песок, Ушли куда-то облака, Небесный свод высок.

И птиц над нами в небе нет, И путь наш так далек…

Трирема плыла по темным, почти черным волнам с решимостью обезумевшего кита. Она раскачивалась, вертелась и стонала. Половина бриттов припали к бортам, стараясь показать, что им все нипочем. Они, похоже, чертовски устали запихивать в себя еду, которую тут же приходилось изрыгать за борт. Другие расселись на палубе, коротая время за игрой в кости на бронзовые асы – мелкие монетки.

Гребцы и палубные матросы переносили плавание равнодушно. Этих куда больше интересовало вино и подсахаренный мед.

Питер всегда любил море, и сейчас ему по душе были и волны, и качка. Желудок его никак не реагировал на сюрпризы плавания. Корс Кант, похоже, тоже радовался перемене в своей жизни, а вот подруга его позеленела, как ящерица.

Миновал день пути, Питер взял за правило стоять на палубе, широко расставив ноги, и пристально обозревать серый горизонт, словно надеялся высмотреть там что-либо, достойное интереса. Как-то раз он подозвал к себе барда и громко распорядился:

– Морскую песню! Заводи-ка сынок!

Бард на миг задумался и проговорил нараспев:

Небо чернеет, волны бушуют, волны Не знают покоя Сколько ты душ загубило невинных, Море жестокое, море слепое!

Перед твоею бездонной пучиной Все мы равны – будь ты раб или воин…

– Гм-м-м. Цицерон?

– Корс Кант Эвин, мой принц.

Питер размышлял. Он знал, как поступил бы на его месте следователь. Нужно натравить подозреваемых друг на друга, глядишь – шпионка сама себя и выдаст. Но это грозило дисциплине в рядах вверенного ему отряда.., ни одно воинское подразделение не удержится, если в нем один будет бояться другого. Это произошло с Советами, когда еще существовали Советы, до того, как они развалились на Россию, Грузию, Узбекистан, Казахстан и еще десяток смертельных врагов.

Питер вздохнул и запустил в действие этап расследования под номером 2.

– Мне нужны глаза, мальчик, – признался он барду. – Мне нужны уши, которые слышат через палубу. Мне нужен человек, который бы смотрел и слушал, в особенности то, что говорят про Кея и Артуса. – Кея голыми руками не взять, но даже он мог ошибиться. Вдруг и Ланселоту – Питеру грозит смерть, если он не будет на все сто участвовать в заговоре Кея?

– Глаза и уши, – выдохнул Корс Кант взволнованным шепотом. – Тебе нужен наушник! Что ж, положись на меня, принц!

Затем Корс Кант что-то пробормотал себе под нос, и Питеру показалось, что он различил кое-что насчет вдовы, но скорее всего у него просто разыгралось воображение. Корс Кант поспешил удалиться.

Затем Питер подозвал Кея. Тот не был так зелен, как Анлодда, но и не так краснощек, как капитан Нав. Сенешалю Питер сказал следующее:

– Я уверен в воинах, которых ты собрал в поход, Кей, но наши рыцари и младшие военачальники меня тревожат. Послушай, понаблюдай за ними, будь другом. Особенно меня тревожит эта багряноволосая девица, которую притащил с собой Корс Кант. Мне кажется, она не та, за кого себя выдает.

«И еще я видел ее где-то, где бы ей не следовало быть, – но где, проклятие!»

– Это я уже заприметил, – процедил Кей, обшаривая глазами палубу. – Вместо иглы топором шьет – залюбуешься!

Питер отослал Кея и послал матроса за Бедивиром.

– Знаешь, я тут слышал, кто-то злобствовал насчет принца Кея, – небрежно проговорил Питер. Бедивир, переносивший качку так же хорошо, как и сам Питер, выругался и сжал рукоять кинжала.

– Скажи кто! Назови мне имя, и я скормлю его акулам!

– Слухи. Сплетни, которые распускают призраки в наших рядах.

– Призраки? – Тут Бедивир испуганно оглянулся через плечо на пляшущие за кормой волны.

– Я хотел сказать – неизвестно кто. Ты, главное, смотри в оба, Бедивир, и если что – сразу мне докладывай. Мне, Кею или Артусу. Особенно за бардом приглядывай. Я этим аферистам никогда не доверял.

Бедивир понимающе осклабился и отошел, пританцовывая и прищелкивая на ходу языком.

Анлодде Питер сказал следующее:

– Расскажи мне о Корее Канте. Кто он тебе – только честно? – Он вынул стрелу из мешка, стоящего у борта, и сжал ее, как барабанщик палочку.

– Друг, – вымолвила девушка, ухватившись за борт. – Больше, чем друг.

– Любовник?

– Меньше, чем любовник, – отвечала Анлодда, но глаза ее блуждали – она почему-то упорно не желала встречаться глазами с Питером. Хотя.., может, ее просто мучила морская болезнь?

– Тебе по душе твоя работа? Шить платья, вышивать? – Анлодда вяло кивнула. Вид у нее был такой измученный.., она вряд ли догадывалась, к чему все эти расспросы. – И частенько ты кроишь ткань топором?

Питер коснулся наконечником стрелы лезвия ее топорика.

– Сначала ты – вышивальщица. Затем отправляешься в поход, вооруженная боевым топором. А в промежутке происходит загадочное происшествие. От твоей руки при странных обстоятельствах гибнут трое вооруженных саксов. И не говори мне, что это наш гениальный бард уложил их всех. Будут объяснения или нет?

Не без усилия Анлодда взяла себя в руки. Вместо бедной девушки, истерзанной приступами морской болезни, перед Питером стояла заговорщица – холодный прищур, поджатые губы. Но бледна – бледна, как померещившийся Бедивиру в волнах призрак.

– Я родом из Харлека, – ответила она, словно этим было сказано все от «а» до «я».

– И что, в Харлеке так водится? У вас вышивальщицы воюют? Что, вы так казну бережете – я не понял?