Так хочет Бог - Андрей Муравьев

– Ты поверишь мне, если я скажу, что лучше не использовать гаки вовсе? Именно из-за их свойств ни один аннунак не войдет в камеру переноса. Количество установок всегда было ограниченно и редко превышало дюжину на всю систему. Отказаться от них вовсе, нам не дано, – он указал рукой на замерших у входа мутантов. – Нам нужны слуги, исполнители… А установок мало… Сейчас я знаю о четырех. Одна у меня, одна у малышки, еще две у Локи. Остальные утеряны или уничтожены.

Улугбек Карлович покачал головой.

– Есть ситуации, когда выбираем не мы.

– Понимаю, – старик вытер руки полотенцем, заботливо поданным слугой, и повернулся к разложенным на столе книгам. – Критическим считается третий пропуск через интегратор, четвертый раз начинает процесс утраты личности в половине случаев. Пятый – это уже приговор… душе.

Сомохов, быстро посчитавший свои переносы через время, уточнил:

– Получается, что нам уже нельзя проходить через установку?

Эниуку хитро прищурился:

– Каждый сам решает, что ему можно, а что нельзя.

Улугбек Карлович вернулся к теме разговора:

– Вы упомянули, что у вас есть такая установка, гак?

– Есть… Но батареи почти разряжены. Я, ведь, довольно активно пользовался ее возможностями. Кроме банального переноса, гак – основной инструмент генной модификации. Опыты – моя страсть.

– Вы можете отправить наших друзей домой? Тимофея, Захара?

Старик удивленно посмотрел на все еще обнимавшихся казаха и красноармейца:

– Не похоже, что им плохо здесь.

– И все-таки.

Эниуку пожал плечами.

– Разок, один раз я могу еще запустить глубинный перенос, но для второй попытки, думаю, вам придется искать другие источники питания. Или ждать несколько лет, пока генератор замка восстановит те, что есть.

Старик покачал головой.

– Я обязан этому человеку жизнью, но даже в этом случае, мне не хотелось бы разряжать гак. Да и не всегда такой перенос возможен, даже при полных батареях.

– Почему?

– Для переноса личности гак должен существовать в то время, куда собирается путник. Если там установки нет, она сломана или разряжена, то пробоя не будет.

– Но мы уже переносились… – начал Сомохов. Фразу он не закончил. Вспомнил, что установка была другой.

– Да, именно, – подтвердил догадку Эниуку. – У меня очень старый гак, очень ветхий… Но я посмотрю, может, и помогу вам. Попробую настроить его на прямую связь с установкой малышки… В какой год вы хотите вернуть Тимофея?

– В 1906.

– Это – от рождества одного из ваших кумиров?

– Да, от Рождества Христова.

– Я в них всегда путаюсь. Сколько циклов от нынешнего периода?

Сомохов лихорадочно считал:

– Еще… восемьсот семь лет… циклов.

Эниуку помахал рукой в воздухе:

– Проверку и настройку я проделаю сегодня. Это не займет много времени… Но с самим переносом придется погодить. Мне надо проверить некоторые таблицы, – он махнул рукой, подзывая слугу. – Вас проводят в ваши покои. Думаю, у вас найдется, о чем поговорить.

Ворох вопросов, которых обрушился на Улугбека, надолго перевел его в роль рассказчика. Тимофея и Захара интересовали события последних месяцев, подробности похода, вести из будущего. Спрашивали взахлеб, с горящими глазами. Улугбек честно выкладывал новости, приправляя речь картами на пыли стола и масштабными диарамами из объедков. Очередь отвечать про свою жизнь дошла до казака с красноармейцем только к полуночи.

– И все же… Как так вышло, что вы не выбрались к нам? Знали же, что искать будем?

Подъесаул пожал плечами:

– Казали же, что пыталися. Но тут вокруг долины такое, что суваться без большого отряда дюже опасно. Те разы, что мы лезли, то только чудом выбралися обратно.

Захар при этих словах выглядел смущенным. Наконец, Пригодько промямлил еще одну причину долгой задержки:

– Эниуку, главный здешний, он очень о людях своих заботу держит. Для тех, кто с ним, создал что-то навроде коммунизма. Только без коммисаров.

– Как это?

Щеки красноармеца загорелись нездоровым румянцем:

– Рай он тут строит.

Сомохов умолк, удивленно переводя взгляд с одного друга на второго. Вроде, не шутят?

– Рай?

– Ну да, – Пригодько заговорил быстро, отрывисто. – Тут те, которые сюда попадают, очень редко назад просятся. Их не гонят, они и не идут. Даже те, кто, вроде, и не должен желать остаться, те тоже не сильно рвутся. А все потому, что Хозяин мечты дарит… Всем… Если хочешь чего сильно, потерял кого, или, наоборот, всю жизнь желал, а получить не смог, то он – лучший утешитель. На раз вылечивает.

– Возвращает людей с того света?

Пригодько вздохнул:

– Нет, конечно… Но в садах его многое случается… Кто говорит, что с родителями умершими виделся. Другие, что блаженство с девами по многу раз испытали… Он – такой… Добрый! Дарит людям то, что они хотят.

Сомохов перевел взгляд на казака. Тот стоял виновато опустив голову.

– Так, пока мы вас искали, вы отдыхали, что ли?

Горовой развел руками:

– Выходит, что так…

– Он вас окуривал? Давал дышать дымом каким? Есть кашицу незнакомую или пить напитки?

– Голодным не держит, это точно. А так, чтобы опоил чем или одурманил, так, вроде, не было… В подвалах есть комнаты, где курят кальяны. Дымы сладкие летают… Но там азиаты живут, им без этой забавы невмоготу. Нам не давали и предлагали редко.

– Так как же он так?

Казак обернулся на закрытую дверь и неуверенно произнес:

– Кажуть… Говорят, что души он открывать может. Еще… говорят, что тут, на этом месте, Господь рай построил. А чтобы неповадно было, так и выход в Ад рядом поставил. Вот Хозяин и следит за тем, чтобы людское племя божьи заповеди не нарушило, поперек времени в тот мир не лезло. Им же ж открой калитку, сразу начнут в вырий прыгать вперед сроку, да недругов к чертям толкать.

– Что?

– Тварыны те, что ночью вылазят с пещер местных, они дюже на тех образин, что нас в горах взять пытались, похожи. Похожи, да только еще страшнее. Они – с Ада идут, все говорят то… И добавляют, что тех, кто в друзья Хозяину попал, тех он в рай пускает. Ненадолго… Вот такой расклад, Улугбек Карлович.

– Значит, вы в друзьях пока?

– Чаму не? У друзьях.

– И в раю были?

Горовой и Пригодько опустили глаза. Ответил красноармеец: