Неугомонный эльф - Галина Львовна Романова

– Как раз Огонь. Но адептом Меана ему не стать никогда – внутренние контуры у него замкнуты еще при рождении. Он лишь хранилище энергии, которой не может пользоваться.

– А…

– Тара? В ней есть немного от Воды, но слишком мало, чтобы она стала адепткой Лар. Будь она мужчиной, я бы сильно удивился, потому что все мужчины-полукровки – сильные маги. Среди чистокровных эльфов тоже встречаются такие, но в мое время их было больше. И не советую подбивать клинья к Карадору!

– Да я и не собирался, – промолвил Льор таким тоном, что стало ясно – мысль об идеальном спутнике он воспринял всерьез и сейчас расстроился. – Просто, учитель, я хотел…

– Хотел? – приподнялся теперь уже драур. – Что ты еще хотел?

– Да так, ничего… Я хотел спросить – а можно мне остаться тут на ночь? Я так устал…

– Тьфу ты! Да спи сколько угодно!

В конце концов, он действительно высосал у мальчишки много энергии. Просто удивительно, как тот не отрубился раньше. Все-таки у парня огромный потенциал. И он станет одним из самых сильных магов своего времени – с учителями или без них. Будет чудесно, если ему удастся принять участие в судьбе юного самородка. Пожалуй, решение взять Льора в ученики было не столь уж глупым.

Не прошло и нескольких минут, как Льор уже спал, прижавшись к боку драура и положив голову ему на плечо. Фрозинтар слушал его ровное тихое дыхание и думал о том, что уже пора что-то делать со своим одиночеством.

Широко распахнув двери, Карадор галантно отступил в сторонку:

– Прошу!

Тара робко переступила порог, огляделась по сторонам и всплеснула руками:

– Ух ты! Ну и красота!

– Вот. – Неугомонный эльф пожал плечами и нарочито скромно ковырнул носком сапога мозаичный пол. – Сказал – доставлю, и доставил.

– Мне тут ужасно нравится! Все так клево! – Девушка сделала несколько шагов. – А что это за место?

– Зимний зал.

– А такие бывают?

– Угу. Зимний зал, как правило, выходит в зимний сад. Пошли. Это с другой стороны. Вон, видишь стеклянные двери?

Схватив подругу за руку, неугомонный эльф потащил ее через весь зал. Тара трусила за ним, озираясь по сторонам. Зимним этот зал назывался, наверное, из-за того, что все его убранство и интерьер были выдержаны в бело-серо-голубой гамме, словно зимний лес. С потолка свешивались грозди гирлянд, которые в полумгле напоминали сосульки. Сам потолок походил на ночное небо – темное, с россыпью редких звезд. А вот пол был до того похож на замерзшее озеро, что Тара всерьез испугалась поскользнуться и упасть. Тем более что, как быстро выяснилось, это еще и зеркало, хоть и покрытое росписью «морозных узоров». Было очень странно и интересно смотреть на себя вверх тормашками.

– Чего застыла? А, – закивал Карадор, заметив, что его спутница внимательно рассматривает себя. – Это еще что! Вот у дяди в зимнем зале внизу вообще Видящая иллюзию сделала, как будто там настоящее озеро. Ну пузырьки воздуха со дна поднимаются, течение водоросли качает, и рыбы… всякие рыбы. Я маленьким был – пугался здорово.

– У вас дома такое же есть? – Девушка сделала несколько боязливых шажков.

– А то нет! Я ж говорю – все замки строятся по единому образцу. Пошли!

Он дернул ее за локоть, таща к противоположной двери, но Тара заартачилась, рассматривая «покрытые инеем веточки», которыми были тут и там украшены похожие на деревья колонны. Некоторые из них так блестели… Инстинкты «охотницы» взвыли в полный голос.

– А это что?

– Где? А, – опять махнул рукой Карадор, – горный хрусталь, бериллы, немножко карбункулов, ну и так, по мелочи…

Ничего себе «мелочи»! Таре приходилось сдавать знакомым скупщикам краденого перстеньки, браслетики и сережки, снятые с «цыплят» и «цыпочек»[25], и она знала цену камням. Да тут на полторы-две сотни золотых «подковок»! Рука сама потянулась. Под пальцами хрустнула изящная основа, на которую крепились камешки, и, воровато оглянувшись, девушка поспешила спрятать обломок «веточки» в кошель на боку. Десяток золотых она за него выручит, как пить дать.

– Чего ты там застряла? – Карадор приплясывал от нетерпения. – Ты же хотела в зимний сад? Вот он!

Но Таре уже разонравилась идея любоваться на листики-цветочки, особенно после того, как в кошеле появилась добыча.

– А пойдем еще на что-нибудь поглядим? – предложила она. – Тут есть какие-нибудь… ну башни?

– Какие, например?

Девушка подошла к окну. Долгий летний день заканчивался. Солнце уже наполовину скрылось за холмами и деревьями, и у подножия замка во дворе сгустилась темнота. Но стройные шпили и островерхие крыши замковых строений еще были красиво подкрашены золотым и алым. На несколько секунд задержав взгляд на всем этом великолепии, Тара наугад ткнула пальцем в одну из них:

– Туда!

– О, губа не дура! – Карадор оперся на подоконник, окинув цель пути долгим взором. – Пошли!

– Лаллирель…Лаллирель…

– Кто это?

– Лаллирель, где ты? Отзовись!

– Я не знаю…

– Лаллирель, ты?

– Я не знаю, кто я…

– Ты отзываешься, значит, ты – это ты! Во сне ты помнишь свое имя, дочь моя!

– Что-о?

Сон как рукой сняло. Подавив испуганный вопль, Видящая села на постели, прижимая руки к груди и стараясь унять бешено колотящееся сердце. Дочь? Она чья-то дочь? Нет, все мы чьи-то дети, но Видящих перво-наперво учат, что их семья теперь в стенах Обители, и интересы Ордена превыше всего. Их заставляют забывать имена своих родителей, братьев и сестер. В исключительных случаях – с медиумами – вообще применяют магию и подчищают память, чтобы мальчики даже во сне не помнили, кто они и откуда. Противостоять такому воздействию могли единицы. Тот, кого все знали под именем Эльфина Невозможного, как раз принадлежал к числу уникумов.

Так получилось, что дочь лорда Лоредара помнила своих родителей – ведь именно им она когда-то отдала новорожденного сына. Просто удивительно, как ей позволили родить и не предложили вытравить плод, почти все ее товарки, кому случалось забеременеть от медиумов, выбирали аборт. Из ее ровесниц родила она одна. Доносить младенцев позволили и еще двум девочкам помоложе ее, но лишь потому, что они оказались слабыми магичками, и Орден не терял ничего от того, что эти две дурочки на девять месяцев как бы выбывали из его рядов. И ей самой разрешили нянчить младенца только первые шесть недель, пока не окрепнет после родов тело. Потом предложили избавиться от ребенка или сразу отдать его в медиумы. Волшебница выбрала первое, и так получилось, что она сохранила память об отце…