Защитник - Конн Иггульден

Кто-то откашлялся у него за спиной, и он обернулся. Управляющий. Тоже доставшийся в наследство и распоряжавшийся в доме так, как будто это он был здесь хозяином, а Фемистокл – беспокойным гостем. Сейчас он стоял навытяжку, и недоброе предчувствие сжало сердце грека.

– Сатрап Фемистокл, твое присутствие требуется…

– Да, во дворце, у царя… – прервал его Фемистокл, вставая.

Он на мгновение ухватился за спинку стула, сознавая, что немного пьян. Прошло несколько дней с тех пор, как Ксеркс в последний раз выставлял напоказ это чудо Афин и запада, человека, верящего в демократию и другие странные вещи. Наверняка еще одна группа царевых родственников и прихлебателей явилась поглазеть на чужестранца и послушать его чудной язык. Он вздохнул. В прошлый раз гости принесли копье-дори и потребовали показать, как им пользуется гоплит. Это было… Он поежился.

– Твое присутствие… – снова начал управляющий, презрительно скривив рот.

Очевидно, винопийцы не пользовались его расположением.

Фемистокл кивнул, махнул рукой и закрыл один глаз, чтобы убедиться, что не ослеп.

– Иду! – проревел он и подумал, как это глупо – кричать на слуг.

Но что сделано, того не переделаешь. Он вышел. Это все не имело значения.

Царский дворец находился в одном дне езды от первого из новых городов Фемистокла. Ксеркс держал его при себе – большая честь, как ему объяснили. Только это была не свобода. Фемистокл нашел своего коня во дворе оседланным и готовым к поездке. Шестеро стражников терпеливо ожидали его с каменными лицами, и это было странно. В конце концов, на персидских дорогах не было воров. Царевы люди выследили всех и повесили.

Фемистокл вспомнил, как напивался, когда жил в Афинах, и как это было весело. Вино высвобождало в нем склонность к проказам и песням, и если он представлял для кого-то угрозу, то в первую очередь для себя самого, потому что мог ушибиться, свалившись под стол. А вот персидские красные вина нагоняли тоску.

Добравшись до царского дворца, Фемистокл с облегчением обнаружил, что никаких новых гостей нет и развлекать никого не требуется. В длинном зале было темнее, чем раньше, и пусто – ни привычной толпы, ни даже слуг, которые обычно окружали царя, как призраки. Только переводчик стоял рядом с троном, как статуя из промасленного дерева.

Ксеркс сидел на троне, перекинув через подлокотник голую ногу. Поднимаясь, он пошатнулся, и Фемистокл прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Царь был так же пьян, как и его подданный. Долгая поездка отрезвила, и Фемистокл чувствовал себя почти как обычно. По правде говоря, он умирал с голоду. Опустившись на пол, он прижался лбом к прохладному полированному камню, подождал немного и поднялся – посмотреть на Ксеркса.

Молодой царь был в юбке, украшенной золотыми лентами, а на плечах у него висело что-то вроде золотого доспеха, держащегося то ли на проволоке, то ли на нитях. На подданного он смотрел остекленевшими глазами.

– Я знал, что ты придешь, Фемистокл. Раз я попросил… Ты мне верен.

Язык у царя слегка заплетался, и слова звучали не вполне внятно, но, конечно, не в переводе на греческий.

Фемистокл поклонился в ответ. Таким Ксеркса он еще не видел, но подозревал, что пьяный царь так же опасен, как и трезвый. И конечно, они были здесь не одни. Где-то в кромешной темноте по периметру зала, там, куда не доставал свет факелов, наверняка стояли вооруженные люди. Он медленно вдохнул, стараясь успокоиться.

– Я пришел сюда увидеть отца, – сказал Ксеркс и, взмахнув рукой, в которой держал чашу, расплескал вино на полированный пол. Он посмотрел на капли, похожие на кровь, и повел плечами. – Я приходил сюда, когда он умирал, и он попросил меня закончить начатое им. – (Лицо его сморщилось от горя, как у ребенка.) – Я не смог этого сделать. Я подвел его. Я потерял Мардония и его сыновей. Потерял Гидарнеса и «бессмертных»… начальника конницы Масистия. Сотни кораблей. Ничего больше нет.

Фемистокл почувствовал, как между лопатками у него выступил холодный пот. Он следил за чашей, которой размахивал царь, и не мог отвести от нее глаз. Странно, что никто не подошел, чтобы наполнить ее. Можно ли ему попросить вина?

– Если бы не ты, я бы тоже… лишился жизни. Ты, афинянин. – Ксеркс ткнул рукой в воздух. – Ты предупредил меня, чтобы я защищал корабельный мост. Надо же, спасти меня выпало греку. – Он то ли рассмеялся, то ли разрыдался – понять было трудно. – Ты можешь в это поверить?

Фемистокл подумал, что отвечать не обязательно. Он ждал, время от времени переводя взгляд. Было ясно, что царь пьян. Молодые люди могут упиваться до состояния экстаза, когда мир становится простым и они не контролируют самих себя. Похоже, Ксеркс достиг этой точки.

– Моему отцу потребовались годы, чтобы собрать армию и флот для вторжения в Грецию. Я пытался закончить его работу и… не смог. Потерпел неудачу. Но знаешь, чего у меня не было? Чего не было у моего отца?

Фемистокл поднял глаза и почувствовал, как сжался от страха желудок.

– Да, – кивнул Ксеркс, – у него не было тебя, Фемистокл. В тот вечер, когда ты пришел ко мне, я крикнул: «У меня есть Фемистокл!», потому что ты – ключ к возвращению. Тебя я сделаю своим полководцем, который, – он схватился за воздух, его рука сжалась, как клешня, – соберет их под одним троном и единым правлением… Ты будешь моим сатрапом всей Греции.

Он торжествующе уставился на Фемистокла:

– Ты примешь мою руку? Поклянешься своими богами, что возглавишь мои армии? Однажды ты спас меня. Я знаю, что ты предан мне, а ты знаешь греков лучше, чем кто-либо другой. У тебя есть хитрость, которая мне нужна, ум. Ты сделаешь это?

Фемистокл воспользовался моментом, чтобы снова упасть на пол. Но теперь он всем телом ощутил холод камня.

Поднимаясь, он посмотрел вниз, ожидая увидеть свое дрожащее отражение.

– Для меня, великий царь, это было бы огромной честью. Я согласен.

– Поклянись в этом своими богами. Я знаю, Фемистокл, что ты набожный человек. Поклянись ими, и я обниму тебя, как брата.

Фемистокл рассмеялся:

– Это слишком большая честь, великий царь, но я клянусь служить тебе и быть верным трону. Я клянусь в этом покровителем поэтов Аполлоном, богом войны Аресом и самой Афиной. Я поведу армии Персии в Грецию.

Ксеркс спустился по ступенькам так быстро, что Фемистокл испугался, как бы он не упал. Молодой царь обнял его, вымазав шею слезами и вином.

– Я хочу услышать твои планы, Фемистокл, – сказал Ксеркс, отступив, и медленно поцеловал афинянина в щеки, а затем и в губы.

– Великий царь, с этого момента я буду работать над ними, клянусь. Я не буду спать, пока не смогу вернуться сюда с планом вторжения. Великий царь, ты оказываешь мне честь, которой я не заслужил.

Переводчик повторил слова грека, и Ксеркс рассеянно кивнул. Энтузиазм быстро угасал, от выпитого набухал живот. Он прижал ладонь к голой плоти – под рукой урчало и стонало. Поднимаясь по ступенькам, царь искал взглядом, куда бы облегчиться.