Курский излом. Решающая битва Великой Отечественной - Валерий Замулин

Поэтому выделить ущерб, нанесенный именно в ходе контрартподготовки, трудно.

Все вышеперечисленные обстоятельства позволяют авторам ряда западных изданий утверждать, что существенных результатов от упреждающего удара нашей артиллерии не было, а полбоекомплекта выпущено впустую. Это мнение разделяют и ряд российских исследователей. Нельзя не признать, что оснований для сомнений в эффективности этого важного и масштабного мероприятия есть. О том, что результат от контрартподготовки оказался не таким, на который рассчитывала и Ставка, и руководство фронтов, после войны достаточно откровенно признавал и являвшийся в ту пору заместителем Верховного Главнокомандующего, маршал Советского Союза Г. К. Жуков:

«Захваченные в ходе сражения пленные рассказывали, что наша контрподготовка для них была неожиданной, что сильно пострадала артиллерия и почти всюду была нарушена связь, система наблюдения и управления.

Следует, однако, сказать, что к началу действий противника в наших войсках план контрподготовки (в деталях) полностью еще не был отработан. Не были еще точно выявлены места сосредоточения войск в исходном положении и конкретное расположение целей в ночь на 5 июля. Ясно, что при тех разведывательных средствах, которые тогда имелись, нелегко точно установить местоположение целей, но все же можно было сделать значительно больше, чем сделали войска фронтов. В результате нашей артиллерии при контрподготовке пришлось вести огонь в основном не по конкретным целям, а по площадям. Это дало возможность противнику избежать массовых жертв. Нельзя сбрасывать со счетов и тот факт, что контрподготовка проводилась ночью, а поэтому участие авиации в ней было незначительным и, прямо скажем, малоэффективным»{220}.

Более подробно о том, что же не «сделали войска фронтов» и их руководства, пишет Н. С. Фомин:

«В 13‑й А Центрального фронта момент начала контрподготовки был избран в общем правильно. Однако решение командования этой армии о сокращении наполовину количества привлекаемой артиллерии и времени для нанесения первого удара снижало, по нашему мнению, эффективность огневого поражения противника. Трудно также признать целесообразным нанесение повторного удара по противнику всей артиллерии, когда его войска начали артподготовку атаки, в [290] результате чего огонь нашей артиллерии оказался в ряде случаев нецелесообразным.

В 70‑й А того же фронта контрподготовку вообще начали через 10 минут после начала артиллерийской подготовки противника. Выбор момента ее проведения был не из удачных.

В 6‑й гв. А Воронежского фронта контрподготовку начали вечером 4 июля, накануне предполагавшегося наступления противника, ограничившись пятиминутным огневым налетом. Ровно в 3 часа утра 5 июля контрподготовка была продолжена в полном объеме.

Артиллерия 7‑й гв. А начала контрподготовку в 3 часа утра 5 июля одновременно по трем вариантам. При этом за 10 минут до ее окончания противник открыл ответный огонь, начав артиллерийскую подготовку. В обоих фронтах авиация бомбила аэродромы.

Можно заключить, что как в выборе момента начала контрподготовки, так и в ожидаемых ее результатах в армиях, повидимому, чувствовалась некоторая неуверенность. И это естественно, так как выбор момента открытия огня в контрподготовке является едва ли не самым трудным решением, которое должно принять командование. Лишь при тщательной разведке можно избежать закономерную в этом случае неуверенность. Несомненно, во всяком случае, одно: если уж принято решение, то при отсутствии данных, меняющих обстановку, его надо доводить до конца. Дробление же контрподготовки на две части лишь ослабляет силу удара и ожидаемые результаты. Результаты в обоих фронтах, надо полагать, были бы выше, если бы не имели место отмеченные нами слабости. Следует признать, что проблема контрподготовки в современных условиях требует серьезного изучения, поисков лучших форм и способов ее проведения»{221}.

В то же время авторы отдельных публикаций, возлагая ответственность за просчет на командование фронта, высказывают и ошибочные предположения.

«Допрошенный в присутствии члена Военного совета Воронежского фронта Н. С. Хрущева пленный заявил, что «наступление начнется в 3.00 с началом рассвета». Пленный не врал: он, как и все в немецкой армии, жил и воевал по берлинскому времени. То есть начало операции намечалось на 5.00 (3.00 по среднеевропейскому времени) 5 июля. Трудно представить, что на третьем году войны наше командование (особенно переводчики) не знало о разнице во времени. Скорее боялись опоздать с открытием огня, боялись, что противник упредит с началом артподготовки. Тем более [291] стало известно, что войска Центрального фронта уже провели огневой налет в 2.20. В результате артиллерийская контрподготовка началась преждевременно»{222}.

Действительно, руководство Воронежского фронта торопилось. Однако не из–за страха опоздать, а из–за того, что знало ситуацию значительно лучше, чем кто–либо, даже сегодня. Дело в том, что в приведенной цитате правильно указано время по часовым поясам, но Советский Союз в этот период жил по так называемому «декретному времени». В целях более рационального использования светлого времени суток Постановлением СНК СССР 16 июня 1930 г. поясное время на территории нашей страны было переведено на один час вперед. Соответственно разница между берлинским и московским временем сократилась на час. И такое превышение сохранялось весь год, в том числе и в 1943 г., в отличие от так называемого «летнего времени». В этом можно легко убедиться, сравнив описание одних и тех же событий в оперативных документах немецких и советских войск. Таким образом, трудно говорить о просчете советской стороны при принятии решения на открытие огня. Ведь контрартподготовка началась за час до наступления врага.

Если о результатах утренней артподготовки можно спорить, то налет нашей авиации утром 5 июля на районы базирования 8‑го авиакорпуса противника и Харьковский аэроузел был откровенно неудачным и, мало того, принес советской стороне существенные потери. По плану, утвержденному Ставкой ВГК, для нанесения удара по вражеским авиасоединениям, которые предположительно готовились поддержать войска ГА «Ю», выделялись значительные силы. Помимо 2‑й ВА Воронежского фронта под командованием генерала С. А. Красовского, к нему привлекались соединения 17‑й ВА Юго — Западного фронта генерала В. А. Судца.

«Силы, выделявшиеся для удара, были весьма значительными, — отмечают российские исследователи Д. Хазанов и А. Горбач. — От каждой армии привлекалось по 66 Ил‑2, не считая крупных сил истребителей сопровождения. Летчики С. А. Красовского должны были атаковать аэродромы в окрестностях Белгорода (Сокольники, Померки и Микояновка), тогда как подчиненные В. А. Судца — Харьковский аэроузел (Рогань и Основа). Предполагая, что некоторые авиагруппы противника могут «отсиживаться» на аэродромах Барвенкова и Краматорска, командование 17‑й ВА отдало приказ частью сил обрушиться и на них. Всего ранним утром 5 июля планировалось задействовать 417 штурмовиков и истребителей. Из этого количества [292] не менее 60 «Яковлевых» и «лавочкиных» из состава 2‑й воздушной армии командование выделяло для отсечения немецких истребителей, о чем накануне, в частности, поступил приказ»{223}.