Казаки на Кавказском фронте. 1914-1917 - Федор Елисеев

Офицеры служили в полку долго, и громадное их большинство, выйдя в полк по окончании военных и юнкерских училищ, оставались в полку до тех пор, пока их есаулами не переводили в другой полк «для уравнения», как это требовалось по законам войска. Иные же, достигнув «предельного возраста» по своему чину, уходили в отставку.

Можно сказать так: офицер, выходя из училища в полк, становился собственностью полка. И редко кто искал другого места службы.

1-й Кавказский полк для большинства офицеров был основным домом, из которого никто не хотел никуда уходить. И весь интерес офицеров сосредоточивался только в своем полку, и вся жизнь их складывалась только в обществе своих офицеров и их семейств. Отсюда и развилась полковая дружба, где дороже офицера-однополчанина других людей не было.

Период командования полком Кияшко (после был начальником Кубанского войскового штаба) и Чауна особенно объединил полк. О том времени остались только восторженные воспоминания как среди офицеров, так и среди казаков. Оба они создали и по психологии и по внешнему виду особый тип казака-закаспийца. Длинные черкески, белые бешметы, высокие косматые папахи, наподобие туркменских, черного и белого курпея, носимые «с заломом», широкие шаровары из голубого, красного и зеленого восточного сатина «с напуском» на мягкие козловые сапоги украшали всех.

В эти цветные шаровары казак обязательно вшивал белый кант. Так было принято.

Придя из полка на льготу и живя в своей станице, он неизменно одевался только так во все праздники. И когда он шел по улице, то неизменно слышалось вслед: идет закаспиец! А если взять урядника при серебряном кинжале, с призовыми часами на груди, с галунами по верху высокой косматой папахи, то как ему почтительно не уступить дорогу!

На отдыхе под Карсом наш полк квартировал отдаленно от остальных частей дивизии. Мы, молодежь, близко соприкасались со сверстниками-офицерами 4-й и 6-й Кубанских батарей только в Карее, на субботних вечерах в общественном собрании, где бывали концерты и потом танцы.

Батарейцы держали себя скромно, всегда отлично и стильно одетые в черные черкески, дружные между собой, они больше подходили к нам, кавказцам, чем остальная молодежь офицеров дивизии, которых мы и не встречали на этих вечерах.

Мы были молоды, получали хорошее жалованье и после полудикой Турции, естественно, хотели веселиться хоть один раз в неделю. Да и показать себя.

Условились: на вечера одеваться однообразно — черные черкески, белые бешметы и обязательно «при тесьмах». Или — все в черкесках разного цвета.

В обоих случаях мы представляли нарядную группу казачьих офицеров — живую, дружную, всегда веселую. Обязательно общий ужин. Напитками не увлекались. За столом — все общее. Платил один — казначей подъесаул Володя Поволоцкий, а расчет «дома» и поровну. Жены офицеров — наши гостьи. Муж платит только за себя.

На вечер мы скачем на лошадях из своего села Владикарс, которое отстояло от Карса в 7 верстах. Лошадей и вестовых оставляли в своем полковом обозе 2-го разряда, квартировавшем в Карее. После двух часов ночи — вновь в седла и скачем домой. Это было очень неудобно во всех отношениях и в особенности относительно наших конных вестовых. Жаль их было. К тому же было очень холодно.

Самыми разговорчивыми на вольные темы были Кулабухов, Некрасов, Леурда и Винников. Как-то они пристали ко мне: «Попроси полковой экипаж полковника Мистулова». Просьба была совершенно не уместная. Долго отказывался, но потом решился — доложил командиру от лица всех и… «на один раз».

— Федор Иванович, — удивленно отвечает он, — экипаж в вашем полном распоряжении и когда хотите…

Добрый, благожелательный ко всем Мистулов, сам холостяк, вполне понимал нас, молодежь.

В общественном собрании часто появлялись наши бригадные командиры — генерал Иван Никифорович Колесников и полковник Филиппов. Оба — терские казаки.

Колесников — всегда в черной черкеске и бешмете, при шашке. На груди у него офицерский крест Св. Георгия 4-й степени, полученный им на Западном фронте, когда он командовал 2-м Горско-Моздокским полком своего войска. Свою большую «старинную» черную папаху он неизменно держал под мышкой левой рукой. Это было так странно видеть на балу.

— Ваше превосходительство! Почему вы не сдадите свою папаху в вешалку? — как-то спросил я его, будучи довольно близок к нему по походам в Турции.

— А зачем? Мне она не мешает! — быстро отвечает он и мило улыбается. Улыбаюсь и я.

Генерал Колесников был типичный линейный казак в манерах и разговоре. И свою папаху он держал под мышкой по-староказачьи.

Милый старик с седой прокуренной до желтизны бородкой. А этому «старику» тогда не было и 55 лет.

И Колесников, и Филиппов на наше приглашение всегда с удовольствием подсаживались за наш холостяцкий стол и, выпив одну-две рюмки водки, благодарили и уходили.

Мистулов никогда не бывал на этих спектаклях-вечерах, а почему — не знаю. Да и вообще все старшие офицеры частей не бывали на них.

К осени 1916 года, то есть когда полк прибыл на отдых, в нем образовалась очень крупная группа холостяцкой молодежи в 15 человек. Перечислю ее по старшинству чинов.

Подъесаулы: Кулабухов Владимир Николаевич, Елисаветградского кавалерийского училища выпуска 1912 года; Елисеев Федор Иванович, Оренбургского казачьего училища выпуска 1913 года. Из казачьей сотни Николаевского кавалерийского училища: Некрасов Александр Семенович выпуска 1913 года, Маглиновский Иван Васильевич выпуска 1913 года, Леурда Николай Васильевич, Мацак Гавриил Гавриилович, Винников Александр Аполлонович, Поволоцкий Владимир Алексеевич; все выпуска 1914 года.

Сотники: Бабаев Павел Иванович, ускоренного выпуска Константиновского артиллерийского училища начала 1915 года, владикавказский кадет; Фендриков Филипп, майкопский реалист, ускоренного выпуска Оренбургского казачьего училища (он погиб в отряде генерала Геймана под Майкопом).

Хорунжие: Щербаков Иван, екатеринодарский реалист, ускоренного курса сотни Николаевского кавалерийского училища конца 1915 года; Косульников Алексей Андреевич, терский казак, петроградский гимназист, выпуска Екатеринодарской школы прапорщиков 1916 года.

Кроме этого: корнет Кантемиров, осетин; Капелиович Самуил Израилевич, старший медицинский врач полка, из Баку; Борисов, ветеринарный врач полка, терский казак.

Самому старшему из нас было 26 лет. Жили очень дружно. Никогда не было не только что ссор, но и недоразумений. Всяк знал свое место. Все были на «вы», кроме «николаевцев», которые окончили вместе Владикавказский кадетский корпус, и только Некрасов окончил Воронежский.

Психологически и костюмами мы отличались от многих старших офицеров полка. Кроме подъесаула Дьячевского Диамида Алексеевича, выпуска 1907 года из пехотного военного училища, все остальные офицеры были из военных училищ еще до русско-японской войны, и самый младший из них — Маневский, выпуска Николаевского училища 1902 года. Калугин, Успенский, Пучков, Бабаев (отец) и Авильцев были Ставропольского юнкерского казачьего училища, когда оканчивающих его выпускали в полки подхорунжими и потом уже, после шести месяцев пребывания в строю, производили в чин хорунжего. Это чисто казачье училище было закрыто в 1898 году. Войсковой старшина Степан Егорович Калугин окончил его еще при императоре Александре III. Разница во многих понятиях была вплоть до того, что некоторые доказывали, что, когда берешь барьер — «корпус надо отклонять назад, чтобы облегчить перед лошади»… Наука же говорит обратное. Есаулы Авильцев и Алферов имели трубчатые бинокли и уверяли нас, что они лучше биноклей «Цейс»…