Люси Салливан выходит замуж - Мэриан Кайз

— Прости меня, Люси! — проникновенно сказал Гас. — Прости меня, пожалуйста.

Потом я собралась с духом и задала еще один очень важный вопрос:

— Гас, кто такая Мэнди?

Я пристально смотрела ему в лицо, пытаясь по его выражению узнать правду.

Мне это только показалось, или он действительно встревожился?

Вполне вероятно, что мне это только показалось. Потому что бесспорных признаков беспокойства я не увидела: Гас не разинул рот, не закрыл лицо руками и не зарыдал со словами: «Я знал, что все откроется». Он просто надулся и буркнул:

— Никто.

— Она не может быть никем. Она должна быть кем-то. — Я изобразила улыбку, чтобы показать ему: я ни в чем не обвиняю его, мой огонь — сугубо дружественный.

— Она никто для меня. Просто знакомая.

— Гас, — предупредила я, чувствуя, как бьется мое сердце, — ты не должен обманывать меня.

— А я и не обманываю, — возразил он с болью и печалью в голосе.

— Я хочу сказать, что если ты встречаешься с кем-то еще, то я предпочла бы знать об этом.

Конечно, мне следовало сказать, что если он встречается с кем-то еще, то пусть проваливает отсюда и немедленно. Но я не хотела признаваться ему в том, что я к нему неравнодушна. В соответствии с устоявшимся мнением, всякая женщина хочет поймать в свои сети мужчину, а никакой мужчина этого не хочет, и поэтому лучший способ поймать его — это притвориться, что ты совсем не собираешься его ловить. Однако мой жизненный опыт не раз доказывал мне, что эта стратегия небезупречна. Допустим, я говорила: «Ты — не моя собственность. Но если ты встречаешься с кем-то еще, то я хотела бы об этом знать». А через некоторое время я видела своего так называемого бойфренда обнимающим другую женщину, и мне хотелось запустить в них обоих чем-нибудь тяжелым. При этом мне говорили: «Но ты же сама сказала, что ты не против».

— Люси, сейчас я не встречаюсь ни с какой другой девушкой, — объявил Гас.

Настороженность в его зеленых глазах сменилась искренностью. Было похоже, что я действительно ему нравлюсь. Рискуя показаться неблагодарной, я все же пошла вперед:

— Гас, а ты встречался с кем-нибудь, когда… ну, когда ты… встречался со мной?

Он озадачился на время, переводя мой вопрос на нормальный язык. Потом он понял.

— То есть не обманывал ли я тебя? — спросил он гневно. — НЕТ!

Да, существовала вероятность того, что он говорил правду. Я бы даже предположила, что так оно и было, потому что Гас не обладал организационными способностями, необходимыми для ведения двойной жизни. Для него триумфом было уже то, что он не забывал, что надо дышать.

— Как ты смеешь? — возмущался он. — За кого ты меня принимаешь?

Комбинация его страстного отрицания вины и моего отчаянного желания верить ему убедила меня в его искренности. А это, в свою очередь, привело к тому, что я так обрадовалась, что у меня даже закружилась голова.

Потом он поцеловал меня, и голова у меня закружилась еще сильнее.

— Люси, — сказал он, — я никогда не обижу тебя.

Я верила ему. Было бы очень по-детски с моей стороны напомнить ему сейчас, что он уже обидел меня. Ведь он не нарочно это сделал, и это соображение было главным.

— А теперь я могу пойти помыться? — робко спросил он.

И он пошел принимать душ, а я задумалась о маме. Меня очень напугало то, что я вела себя так же, как она. Я пообещала себе, что постараюсь быть еще более либеральной и терпимой.

Я слышала, как Карен и Дэниел поздоровались с Гасом, вышедшим из ванной.

— Доброе утро, Гас, — сказал Дэниел. Я напряженно прислушивалась: не было ли в его тоне насмешки или удивления.

— Доброе утро, Дэнни. Доброе утро, шотландка Мак-Карен, — весело произнес Гас, как будто и не было этих трех недель.

— Доброе утро, ирландец О’Гас, — донесся ответ Карен.

У дверей ванной слышались шутки и смех. Судя по всему, мои соседи по квартире и бойфренд успешно возобновили знакомство. И никто не испытывал смущения или неловкости. Только я.

Вот так мы с Гасом снова стали парой.

Я поставила перед собой задачу расслабиться и не держать его на коротком поводке. Гас свободолюбивый человек, напоминала я себе. Обычные правила неприменимы к нему. То, что он часто опаздывал и на вечеринках часами разговаривал с другими людьми, оставляя меня в одиночестве, совсем не означало, что я ему не нравлюсь. И доказательством этому служило то, что после трех недель отсутствия он вернулся ко мне. А ведь его никто не заставлял этого делать.

И с таким моим новым отношением мы с Гасом отлично ладили. Он вел себя безукоризненно. То есть настолько безукоризненно, насколько это в принципе возможно, оставаясь Гасом.

К этому времени наступило лето и, как ни странно, установилась по-настоящему летняя погода, необыкновенно теплая и солнечная для Лондона, так что многие восприняли это как начало конца света.

День за днем город затапливала солнечно-золотистая, небесно-голубая жара, но поскольку погода так часто предавала лондонцев, они не расставались с зонтиками и, мрачно качая головами, говорили друг другу: «Нет, это ненадолго». Но это было надолго, и постепенно все поверили, что солнце будет светить всегда.

Мне это лето запомнилось как идиллическое. Каждый день я просыпалась в спальне, залитой желтым светом, и вставала почти с удовольствием. Летние месяцы всегда благоприятно сказывались на моем настроении, и даже работа стала казаться менее отвратительной. Особенно после того, как у нас случился мини-бунт и нам установили кондиционер.

В обед мы с Джедом обычно ходили в ближайший сквер, где вместе с несколькими тысячами других офисных работников лежали на клочке травы и читали. Джед был идеальным спутником в таких случаях, потому что если он пытался заговорить со мной, а мне хотелось помолчать, то я могла просто попросить его заткнуться, и он тут же затыкался. И тогда мы лежали и дружелюбно молчали. По крайней мере, мне так казалось.

Мередия не ходила с нами, потому что она ненавидела солнце. Обеденный перерыв она проводила, укрывшись в офисе с задернутыми жалюзи, заклиная небеса, чтобы погода испортилась. Каждый день с замиранием сердца она читала прогноз, надеясь, что ожидается снижение температуры или налет больших черных туч, двигающихся из Ирландии во Францию. Нам по нескольку раз в день приходилось быть свидетелями того, как она задирала юбку и посыпала свои гигантские ляжки тальком.

— Жаркая погода плохо сказывается на крупных женщинах, — уныло говорила она и предлагала нам посмотреть на ее потертости.

Единственным утешением для нее было читать прогноз погоды для тех мест, где было еще жарче.

— Хорошо хоть, что мы живем не в Мексике, — часто вздыхала она. Или: — Страшно даже подумать, каково сейчас приходится каирцам.