Чернильная смерть - Корнелия Функе

Он так резко обмакнул перо в чернила, что розовое личико Розенкварца покрылось черными брызгами. Мегги заметила, что пальцы у старика дрожат.

— Ну давай же, Фенолио! — шептал он сам себе. — Всего лишь цветок. Уж с этим-то ты справишься.

Розенкварц с тревогой наблюдал за ним, но Фенолио просто уставился на пустой лист. Он смотрел на него, как матадор на быка.

— Пещера кобольдов, где растут у входа эти цветы… она там, где Эльфогон ставит силки! — бормотал он. — И запах у них действительно мерзкий, такой мерзкий, что феи облетают их стороной. Зато их любят мошки, серые такие, с узором на крыльях вроде крошечных черепов… Видишь их, Фенолио? Да!

Он поднял перо, помедлил мгновение — и начал писать.

Новые слова. Свежие слова. Мегги казалось, что Чернильный мир с облегчением вздыхает: наконец-то свежая пища после долгих недель, когда Орфей подкармливал его лишь старыми словами Фенолио.

— Вот видишь! Его только надо подтолкнуть! Он просто ленивый старик! — шептала ей Элинор. — Ничему он не разучился, конечно, просто потерял веру в себя. Такому нельзя разучиться! Ты же не можешь разучиться читать?

"Не знаю", — подумала про себя Мегги, но промолчала. Язык ее ждал слов Фенолио. Целительных слов. Как тогда, когда она читала для Мо.

— Что это медведь так воет? — На плечи Мегги легли руки Фарида. Он, видимо, опять уходил подальше от детей и пытался вызвать огонь из пепла, но, судя по подавленному выражению на смуглом лице, пламя снова не пожелало с ним разговаривать.

— О Господи! Еще тебя тут не хватало! — с раздражением выкрикнул Фенолио. — И зачем мы с Дариусом возводили загородку? Чтоб каждый заходил в мо спальню, как к себе домой? Мне нужно сосредоточиться! Речь ведь идет о жизни и смерти!

— О жизни и смерти? — Фарид с тревогой посмотрел на Мегги.

— Черный Принц… Он… Ему… — Элинор пыталась говорить спокойно, но голос у нее дрожал.

— Тихо! — сказал Фенолио, не подымая глаз от работы. — Розенкварц! Песок!

— Песок? Да где ж я его возьму? — возмутился Розенкварц.

— От тебя никакого толку! Как ты думаешь, зачем я притащил тебя сюда? Чтоб ты тут устроил себе отпуск и развлекался с зелеными девушками? — Фенолио подул на еще непросохшие чернила и неуверенно протянул написанное Мегги.

— Вырасти этот цветок, Мегги! — сказал он. — Два-три листочка, согретые дыханием спящих кобольдов, последние в этом году…

Мегги смотрела на еще влажные строки. В них снова звучала музыка, как в тот раз, когда она вычитывала Орфея.

Да, слова опять подчиняются Фенолио. А она вдохнет в них жизнь.

У персонажей есть собственная жизнь и собственная

логика. На них и надо основываться.

Исаак Башевис Зингер

Роксана нашла цветок там, где описал Фенолио: у входа в пещеру кобольдов, где ставил силки Эльфогон. И Мегги, держа за руку Деспину, в очередной раз увидела, как прочитанные ею слова становятся действительностью.

"Листья и цветы бросали вызов холодному ветру, как будто их посадили феи, чтобы зимой мечтать о лете. Но аромат этих цветов был запахом тления и гибели. За это они и получили название "мертвая голова". Их клали на могилы, чтобы умилостивить Белых Женщин.

Роксана согнала мошек, сидевших на листьях, выкопала два цветка, а еще два оставила, чтобы не рассердить эльфов. Она поспешила в пещеру, где Белые Женщины уже стояли возле Черного Принца, натерла корни, сделала из них отвар, как научила ее Реза, и влила горячий настой Принцу в рот. Он совсем ослабел, и все-таки произошло то, на что никто уже не смел надеяться: отвар укротил яд, превратил беспамятство в сон и вернул жизненные силы.

А Белые Женщины исчезли, словно Смерть позвала их в другое место".

Последние фразы читались легко и гладко, но прошли часы, много тяжелых часов, прежде чем они стали реальностью. Яд не так легко сдавался, а Белые Жещины приходили и снова уходили. Роксана рассыпала травы, отгоняющие их, как научила ее Крапива, а бледные лица возникали снова и снова, почти незаметные на фоне серых стен пещеры. В какой-то момент Мегги показалось, что они смотрят не только на Черного Принца, но и на нее.

"Разве мы с тобой не знакомы? — спрашивали их глаза. — Разве не твой голос всякий раз спасал человека который уже дважды принадлежал нам?" Мегги лишь на долю секунды встретилась с ними взглядом и сразу почувствовала томление, о котором рассказывал Мо: тоску по тому месту, что находится за пределами всех слов. Она сделала шаг к Белым Женщинам, ей хотелось почувствовать на бешено бьющемся сердце их прохладные руки, стирающие страх и боль. Но другие руки — теплые, сильные — удержали ее.

— Мегги, не смотри на них, ради всего святого, — прошептала Элинор. — Пойдем на свежий воздух. Ты сама уже бледная, как эти создания.

И, не слушая возражений, потащила Мегги наружу, где разбойники переговаривались, а дети играли под деревьями, словно забыв о том, что происходит в пещере. Трава была белой от инея, белой, как Белые Женщины, ожидавшие Черного Принца, но бледные чары разрушились, как только Мегги услышала детский смех. Дети кидали друг в друга еловыми шишками и кричали, когда на них прыгала куница. Жизнь казалась намного сильнее смерти, а смерть — намного сильнее жизни. Как прилив и отлив…

Реза тоже стояла снаружи, зябко обхватив себя руками, хотя Силач накинул ей на плечи накидку из кроличьего меха.

— Вы не видели Хвата? — спросила она. — Или Гекко с его сорокой?

К ним подошел Баптиста. Вид у него был измученный. Он в первый раз за все время отошел от Принца.

— Они ушли, — сказал он. — Хват, Гекко и еще десять человек. Отправились вслед за Перепелом… когда стало понятно, что Черный Принц не сможет пойти на его поиски.

— Но Хват ненавидит Мо! — Реза заговорила так громко, что разбойники стали оборачиваться и даже дети оторвались от игр. — С чего это он захотел ему помочь?

— Боюсь, он вовсе не собирается ему помогать, — тихо ответил Баптиста. — Он рассказывал, что уходит, потому что Перепел собирается нас предать, сговорившись с Виолантой. Кроме того, он утверждает, что твой муж рассказал нам не всю правду о Пустой Книге.

— Какую еще правду? — спросила Реза упавшим голосом.

— Хват, — полушепотом сказал Баптиста, — утверждает, что книга делает не только бессмертным, но и несметно богатым. Для большинства наших богатство куда привлекательнее бессмертия. За такую книгу они готовы продать родную мать. Поэтому им кажется вполне естественным, что и Перепел их предаст.

— Но это ложь! Книга дает только бессмертие, и ничего больше! — Мегги и не старалась говорить тише. Пусть слышат все те, кто тайком перешептывается о ее отце!