Парк Горького - Мартин Круз Смит

* * *

Аркадий с Приблудой больше не работали вместе на огороде. Овощи засыхали — не хватало воды. Под безоблачным небом луга пожелтели раньше времени. Дом стоял с распахнутыми окнами и дверями в надежде на дуновение ветерка.

Приехала Зоя. Она похудела, в глазах тоска, хотя и изобразила улыбку.

— Судья сказала, что мы должны попытаться восстановить семью, — объяснила она. — Она сказала, что, если я передумаю, решение не окончательное.

— А ты что, передумала?

Она сидела у окна, обмахиваясь платком.

Даже ее девичий локон золотистых волос казался не таким пушистым, поблек. Стал похож на парик, подумал он.

— Мы просто не ладили, — сказала она.

— А-а-а.

— Возможно, я виновата.

Аркадий улыбнулся. Зоя сказала это «возможно, я виновата» таким тоном, каким бюрократ обсуждает изменения в работе вверенного ему отдела.

— Ты выглядишь лучше, чем я ожидала, — заметила она.

— Что ж, здесь больше нечего делать, как поправляться. Вот уже несколько недель меня не допрашивают. Интересно, что будет дальше.

— В Москве очень жарко. Здесь лучше, тебе повезло.

Зоя рассказала, что, хотя они никогда теперь не смогут вернуться в Москву, ее заверили, что ему нашлась бы подходящая работа в хорошем городе подальше от столичной суеты. Возможно, дадут работу учителя. Они могли бы вместе преподавать. Кроме того, может быть, время завести детей. Ей даже, возможно, разрешат приехать сюда еще раз как супруге и остаться подольше.

— Нет, — ответил Аркадий. — Будем откровенны, мы не женаты и не нужны друг другу. Что касается меня, я, безусловно, тебя не люблю. Я даже не чувствую себя виноватым за то, что с тобой стало.

Зоя перестала обмахиваться и, опустив руки на колени, тупо глядела мимо Аркадия на противоположную стену. Странное дело, от того, что она похудела, утратила округлость, ее мышцы гимнастки стали крупнее, икры превратились в бицепсы.

— У тебя другая женщина?

Ясно, что вопрос подготовлен заранее.

— Зоечка, ты правильно сделала, что ушла от меня, а теперь держись от меня как можно дальше. Я тебе не желаю зла.

— Ты не желаешь мне зла? — Она, казалось, очнулась и повторила эти слова, но теперь с яростью и сарказмом. — Ты не желаешь мне зла? Посмотри, что ты со мной сделал, Шмидт меня бросил. Он потребовал перевести меня в другую школу, и кто его за это упрекнет? У меня отобрали партбилет, не знаю, что собираются с ним делать. Ты покалечил мне жизнь, добивался этого с первого дня, как мы познакомились. Думаешь, я сама решила приехать сюда?

— Нет. Ты по-своему всегда была довольно правдива, поэтому я удивился, увидев тебя.

Зоя прижала кулаки к глазам и крепко, до белизны, сжала губы, спустя мгновение она отняла руки и попыталась улыбнуться, но когда заговорила, в ее голубых глазах блестели слезы.

— У нас были всего лишь семейные неурядицы, Я была недостаточно внимательна. Давай начнем заново.

— Оставь, пожалуйста.

Зоя схватила его за руку. Он забыл, что от упражнений ее пальцы покрыты мозолями.

— Мы так давно не спали вместе, — прошептала она. — Я могла бы остаться на ночь.

— Нет, — Аркадий с трудом освободил ладонь.

— Подонок, — она расцарапала ему руку.

Зою отправили самолетом, не дожидаясь ужина. Зрелище того, как женщина, которая когда-то была твоей женой, выворачивается перед тобой наизнанку, оставило довольно гнетущее впечатление.

Этой ночью он проснулся от охватившего его желания владеть Ириной. В комнате был полнейший мрак, только в окне мерцали звезды. Он голый стоял у окна. Прикосновение, легчайшее трение простыни вызвало бы вспышку наслаждения и облегчения, и он даже не испытал бы стыда. Но исполнить желание — значило бы стереть из сознания ее образ, видение Ирины, спящей в голубой постели. Оно было в мечтах, возникло в комнате, потом проникло сквозь окно и парило снаружи. Он чувствовал тепло ее тела сквозь стекло. Это была встряска, возвращавшая его к жизни.

Не обыденной жизни. Обыденная жизнь была бесконечной вереницей спин, дыханием стоящего позади человека. В обыденной жизни люди ходили на службу и творили ужасные вещи, возвращались домой и в толчее коммунальных квартир пили, ругались, занимались любовью, воевали за остатки собственного достоинства и каким-то чудом выживали. Ирина возвышалась над этой толпой. Она была отчаянно красива в своей потрепанной куртке, метка на щеке служила знаком целомудрия, ее не устраивало жалкое существование. Во многих отношениях она была не от мира сего. Аркадий хорошо разбирался в людях — на то и дар следователя. Но он не понимал Ирину, и ему казалось, что он никогда не сможет проникнуть в область присущего только ей непонимания многих элементарных вещей. Она возникла как еще одна планета и вовлекла его в свою орбиту. Он следовал за ней, но не знал ее. И именно он, а не она, поменял идеалы, которым служил.

За последние месяцы он почти превратился в мертвеца — своего рода защитная апатия перед лицом попыток следователей залезть в душу. Это было необходимое самоубийство, его вынужденная уступка убийцам. Но все равно это была смерть. Теперь, когда перед ним возник ее образ, он ожил, пусть только на одну ночь.

* * *

Потом загорелся торф. Целыми днями вся северная сторона горизонта была затянута багровой мглой. Однажды днем самолет с провизией повернул обратно, а на следующий день и южную сторону затянуло дымом. Появилась пожарная машина с офицером-сапером и пожарниками в резиновых касках и накидках, что делало их похожими на средневековых ратников. Сапер приказал покинуть дом. В Москву эвакуироваться было нельзя — дороги отрезаны или блокированы, все физически годные лица были мобилизованы на борьбу с пожаром.

Это было настоящее сражение. Всего в тридцати километрах от дома находился командный пункт, где сотни пожарных, саперов и «добровольцев» формировались в группы, сопровождавшие поливочные машины, экскаваторы и тракторы. Из обитателей дома сюда входили Аркадий, Приблуда, два десятка охранников, работающие по дому и повара, сформировали резервную цепь, вооруженную лопатами. Аркадий находился посередине. Но едва они пересекли первую противопожарную полосу и принялись за работу, цепь стала распадаться. Уничтожая широко раскинувшийся подлесок, приходилось растягивать и ломать цепь. Ветер внезапно менял направление и ослепленные и задыхающиеся от дыма люди разбредались порой в противоположные стороны. В лесу оставались старые канавы, в которые проваливались люди, а то и целые тракторы. Остаток цепи, следуя за двумя тракторами, уперся в новую стену дыма, не зная, за каким из тракторов идти дальше. Неожиданно возникали люди в обгоревшей одежде, спасающиеся бегством или, наоборот, мужественно расчищающие проход, двигаясь навстречу огню. Изо всех людей, с которыми он отправился в путь, Аркадий узнавал одного Приблуду.