Кровь героев - Александр Зиновьевич Колин

и что я должен делать со всем этим дерьмом? — Климов помахал перед носом паренька брошюркой. — Начинать мир спасать? Едри вашу мать! Ведь как это здорово сказано, не помню дословно, но смысл такой: с собой управиться не можем, а все туда же, миром воротить… Оставьте вы его в покое! Твой Иисус сам сказал, в рок-опере, правда: «There will be poor always, patheticaly straggling, look at the good things you’ve got». Номер псалма, извини, не знаю, а суть такая: страдания как были, так и будут, а вы, делающие добро, много ли его сделали?

— Конец мира близок… но… исполняющий волю Божью прибудет вовек, — лепетал юноша, с испугом глядя на Климова. — Отрет Бог всякую слезу с очей их, и ни смерти не будет, ни плача, ни вопля, ни боли…

— Да пошел ты, а?

Саша развернулся и быстро зашагал прочь, а вдогонку ему неслось:

— Вы сеете зло, мужчина, покайтесь, очистите душу, конец мира близок, только исполняющий волю Божью…

Однако Климов, не слушая уже больше этих завываний, шел вдоль по улице, как говорится, куда глаза глядят, не разбирая дороги, пока не уперся в буквальном смысле носом в будку телефона-автомата. Саша поднял трубку, из которой немедленно раздался протяжный гудок, странно, но аппарат оказался исправен. Значит, судьба. Климов набрал номер.

— Нет Богданова?.. Жаль, — произнес Саша. Не судьба. — Кто спрашивает? Климов… Ничего не передавайте, я позвоню еще… A-а, подождать? Ну ладно… Генерал? Со мной?..

Когда разговор с начальником Богданова окончился, Климов повесил трубку и вышел на улицу. Теперь оставалось только ждать, пока приедет машина, которую распорядился послать за Сашей генерал. Десять — пятнадцать минут, и все.

Что все? Погибла Нина Саранцева, найдена в своей квартире с перерезанным горлом. Надо ли говорить — кто главный подозреваемый у доблестной милиции? Поэтому-то генерал и велел Климову назвать свое местонахождение и ждать, чтобы не схватили по пути ненароком. Решив использовать ожидание с максимальной отдачей, Климов стрельнул у прохожего папироску и с наслаждением закурил. Саша осмотрелся по сторонам. Ни одного милиционера. И то хорошо. Он опустил голову и снова подумал об Инге, или Наташе, какая в сущности разница?

«Рано», — услышав скрип тормозов и увидев остановившуюся буквально в двух шагах от него бежевого цвета «волгу» со служебными номерами, Климов мельком взглянул на циферблат. Прошло всего пять минут. Даже если бы фээсбэшники выехали в ту же секунду, когда он положил трубку, и то не успели бы доехать так быстро.

Все эти вычисления Сашин мозг произвел за какую-то долю секунды, понадобившуюся для того, чтобы двери машины распахнулись и из нее выскочили трое здоровенных молодцев в пятнистой спецназовской форме. Парни прыгнули к Климову, и, прежде чем тот смог сообразить хоть что-нибудь, на запястьях его закрученных за спину рук щелкнули стальные браслеты, свет скрыла плотная черная ткань, которой нападавшие завязали Саше глаза, рот чья-то заботливая рука залепила гадкой клейкой лентой. Впрочем, повязку на него спецназовцы надели уже на заднем сиденье трогавшейся с места «волги». Последнее, что видел Климов, была обернувшаяся к нему широкая улыбавшаяся рожа водителя, человека лет сорока пяти — пятидесяти.

Машина долго ехала по городу (Климов понял это по частым остановкам; светофоры — никуда от них не денешься), но потом, видимо, благополучно миновав пост ГАИ, выкатилась на трассу.

Минут через пятнадцать, похитители привезли Климова в какой-то подвал не подвал, сауну не сауну. Саша мог только с уверенностью констатировать, что в помещении, ставшим его камерой, было очень душно и жарко.

Похитители, причиняя боль, отодрали от Сашиных губ ленту, сняли с глаз повязку и, не отвечая ни на какие вопросы, приковали своего пленника к водопроводной трубе за левое запястье. Когда спецназовцы ушли, Саша попробовал дернуть рукой, но труба не поддалась, а только слегка задрожала. Судя по всему, надо было ожидать в скором времени появления Опокина, ясно же, что это не обычный арест, что тут имеются чьи-то личные интересы.

Однако время шло, а никто не появлялся. В подвале (именно в подвале; к такому выводу Саша пришел потому, что пришлось спускаться по ступенькам; он даже сосчитал их — целых шесть) становилось все более душно и жарко.

«Господи, не хотят же они меня сварить паром? — мелькнула в голове у Климова страшная догадка. — Как готы свою королеву Амалазунту?»

Нет, так умирать ему не хотелось.

Так вот что такое настоящая жажда? Теперь Климов это понял. Вернее, нет, разве можно понять такое? Когда внутри тебя все горит. Кровь расплавленным свинцом наполняет жилы, а тело превращается в бесформенную массу, неспособную двигаться.

— Воды. — Климов шевелит растрескавшимися, как земля в пустыне, губами. — Во-та… — повторяет он, не слыша себя, не понимая, действительно ли он произносит слова или они просто звучат у него в мозгу. Вода? Даже не это слово слышится ему. Саше кажется, что он произносит имя древнего бога германцев — Вотана. Может ли быть такое? — Вотан, Вотан, Вотан, Во-тан, — повторяет он снова и снова. — Во… тан.

Сашины глаза закрыты, он не видит стен помещения, в котором находится, не понимает, что лежит прикованный к трубе и прислоненный спиной к деревянной стене. Ему хочется пить. Воды, воды, воды.

— Вотан, Вотан, Вотан, — пульсирует жилка на виске.

— Вотан, Вотан, Вотан, — молотом бухает в голове.

Подвал наполняется удушливым туманом.

Пустили какой-то газ? Ну и пусть… Нет, никаких признаков удушья Климов не ощущает. Только огонь во всех членах, точно он, Климов, — вулкан, в недрах которого бурлит готовая вырваться наружу магма.

Внезапно вокруг становится прохладнее, легкий ветерок приятно гладит слипшиеся от пота волосы, ласкает лицо. Нет ничего лучше солоноватого морского ветерка. Даже пить почему-то уже больше не хочется. Саша открывает глаза. У ног его журчит выбивающийся из скалы ключ. Откуда здесь скалы и ключи? Впрочем… Александр видит, что он уже не в ненавистном подвале, а где-то на берегу сурового холодного моря: с высоты хорошо видна гладкая поверхность фиорда. У самого берега стоит гребное судно с мачтой, парус убран. Кажется, что корабль ждет кого-то. Саша чувствует на себе чей-то взгляд. Он поворачивает голову. Из-под низко надвинутого на лоб остроконечного шлема на Александра грозно взирает седой широкоплечий, высокий старик, с длинной и такой же седой, как выбивающиеся из-под шлема волосы, бородой, покрывающей окольчуженную грудь и живот. Плетение брони опускается низко, почти до самых колен. Обут могучий незнакомец в сапоги из шкур, снятых с задних ног вола. Копыта животного служат человеку каблуками. Непонятно, высоки или нет эти диковинные