Чего стоит Париж? - Владимир Свержин

– «Все равно мне он не нравится».

– «Cue, мой славный пан, твои личные проблемы. Вон Шарлотте очень даже нравится. Но если, паче чаяния, Генрих погибнет, бомба таки рванет. И накопившийся отрицательный заряд, раскручиваясь, ударит по сопределам, провоцируя в них не менее кровавые катаклизмы. Знаешь, был когда-то на Руси такой город – Китеж. Хороший был город, стоял, никого не трогал. Пока не прокатилась по нему волна одной только, правда, довольно крупной семейной ссоры. С тех пор только отражение в водах озера от Китежа и осталось, А ты говоришь Генрих Бурбон!»

– Дорогой, – послышался требовательно капризный голосок мадам де Сов. – Мне опять страшно!

– Ну что ты, звезда моя! Я здесь, с тобой. Я никому не дам тебя в обиду!

* * *

Я возвращался во дворец, вполне удовлетворенный инспекцией порученного мне хозяйства. Впрочем, в этом можно было не сомневаться: герольды, фейерверкеры, ружейные капитаны – все, вплоть до последнего плотника, сооружавшего трибуны и ограждения ристалища, и без меня прекрасно знали свое дело. Роль главного маршала, которую уготовила мне мадам Екатерина, была во многом номинальной, и потому, сопровождаемый полевыми маршалами, я бесцельно обходил штурмовой городок, который завтра должен был пасть под ударами доблестных рыцарей молодого короля. Проверял, надежно ли врыты столбы для боя по итальянским правилам, одобрял расцветку и рисунок тканей, которыми должны были украшаться королевская ложа и скамьи, предназначенные для пребывания прекрасных дам, заботился о коврах для покрытия сидений на почетных местах и бархатных подушечках с золотыми кистями, которыми надлежало подмащивать нежные седалища именитых гостей. Турнир обещал быть роскошным, какими только и бывают подобные увеселения почтенной публики в дни коронаций, рождений наследников и венценосных свадеб.

В покоях короля Наваррского, о чем-то оживленно беседуя с Лисом, уже дожидался брат Адриэн. Увидев меня, он благословил входящего и, пожелав мне мира, предложил прогуляться по двору, дабы он мог усладить наш слух достойной случая проповедью.

– Дети мои, – начал благочестивый монах-бенедиктинец, спускаясь по лестнице, чуть придерживая длинные полы своей черной сутаны. – Прежде всего я должен передать вам поклон от шевалье де Батца и сообщить, что он жив и отменно здоров, не считая пустой царапины на руке. Он уверяет, что дуэль состоялась по всем правилам, при ассистентах с обеих сторон, и что он вовсе не намеревался убивать мсье дю Гуа, ибо, как правильно отметили вы, Ваше Величество, оскорбление сие можно было смыть малой кровью. Маноэль утверждает, что неосторожный выпад господина де Беранже виной его несчастной гибели. Не могу точно сказать, так ли это, но так об этом повествует ваш лейтенант. – Монах шел, искоса поглядывая на нас, вероятно, отслеживая реакцию слушателей, медленно перебирая свои крупные четки. – Однако должен вам напомнить, господа, на все воля Божия.

– Злосчастная судьба! – печально вздохнул я. – Я когда-то рассказал Луи о знаке, который мог указать на местонахождение баснословных сокровищ, некогда укрытых тамплиерами. Письмена, указующие на точное место древнего клада, были вырезаны на могильной доске последнего пристанища дальнего предка мсье дю Гуа, некоего Ги де Беранже, сьера де Колля. На свою беду, Луи нашел это захоронение среди развалин Жизора. Я велел ему похоронить прах последнего тамплиера, знавшего тайну сокровищ. Но де Беранже не успел, его обнаружили мятежники Гиза, которые надругались над прахом и в невежестве своем сожгли в костре доску с тайными знаками.

– Капитан… В смысле, мессир, ты мне эту байку уже рассказывал, – вмешался нетерпеливый Лис. – Утри слезу, шо за ностальгические песнопения? Нам Мано нужно вытаскивать, а ты тут плач по коронелю устраиваешь!

– На постоялом дворе раненый дю Гуа прочитал мне катрен из девятой центурии Нострадамуса. Там строки: «Кто вскроет найденный тайник и не закроет его тотчас же, поплатится бедою». Тогда я не придал этому большого значения. Но посуди сам, все, кто надругались над могилою Ги де Беранже, уже мертвы. Дю Гуа мертв. Выходит, что следующий – я? Ведь именно я указал Луи местонахождение тайника.

– Сир, ты бахнулся совсем с этим Пострадамусом Настрадательным! Кроме вышеупомянутых тобою свежих мертвецов, во Франции за последнюю неделю померла хренова туча народу. И это не считая крупного рогатого скота, свиней и прочей пернатой живности. Всех их тоже прикажешь зачислять в безвинные жертвы зияющей пасти жизорской могилы? – На последних словах Лис глумливо завыл. – Пока ты двинешь свои августейшие кони, не один рак на этой самой горе в том самом замке свистнет! И вообще, насчет злосчастной судьбы королевского фаворита у нас, кажется, никаких вопросов нет. У нас проблемы с горестной участью твоего лейтенанта, который, заметь, не имеет никакого отношения ни к сокровищам тамплиеров, ни к урочищам мухоморов, ни к выносливости боливаров, ни вообще к каким-либо фокусам в этом духе.

– Дети мои!. – примиряюще вмешался брат Адриэн, должно быть, еще не привыкший к яростным перепалкам короля Наваррского и его адъютанта. – К чему эти ссоры? Спасение господина де Батца всецело в наших руках, и мы должны возблагодарить Господа, в милосердии своем пославшего нам такой шанс. Но прежде, чем я расскажу о нем, позвольте мне поведать о смирении и милосердии, которые подобают каждому христианину.

– Валяй! – хмуро бросил д'Орбиньяк. – Если ты без этого не можешь, крути на полную катушку, только поскорей.

Бенедиктинец кивнул, пропуская мимо ушей неучтивые слова Рейнара.

– Как вам, должно быть, известно, монастырская братия обедает за одним столом. Монах не имеет права жаловаться на качество пищи, ни даже подзывать брата келаря и делать знаки братьям, разносящим еду, если вдруг то или иное блюдо по оплошности не положено в стоящую перед монахом миску. Ибо это деяние было бы нарушением приличествующего клирику смирения. – Брат Адриэн назидательно воздел вверх палец.

– Хороши порядки, – хмыкнул Лис, представляя себя на месте обиженного.

– Воистину они мудры, – продолжил монах. – Ведь сосед такого неудачливого брата, как велит ему долг милосердия, обязан обратить внимание келаря на то, что его собрат лишен какого-либо блюда.

Однажды случилось так, что одному из братьев бенедиктинцев в похлебке попался маленький мышонок, скорее всего случайно упавший в котел и там нашедший свою погибель. Что делать? Есть такую похлебку нельзя, но позвать брата келаря не позволяет устав.

– Ну-ка, ну-ка! И что же предпринял этот святой отец? – заинтересованно спросил Лис, всегда ценивший в людях сообразительность.

– Он призвал себе келаря с вопросом: «Скажите, отче, разве брат Робер, – а именно так именовали его соседа, – не имеет права на мышь?»

– Браво! Браво! – расхохотались мы, аплодируя находчивости неизвестного монаха.

– Это я говорю к тому, – вновь продолжил наш капеллан, – что для спасения нашего соратника вам, мсье Рейнар, сегодня надлежит встретиться с одним незнакомым человеком, который не менее нас заинтересован в том, чтобы Мано оказался на свободе и как можно быстрее и дальше отсюда. И на этой встрече, господин д'Орбиньяк, вам весьма к лицу будут смирение и милосердие.