Егор - Мариэтта Чудакова

Из штаба Белого дома по радио обратились с просьбой к женщинам покинуть площадь.

Защитники, разбитые на взводы и роты, взялись за руки, образуя живые заградительные цепи.

Площадь изготовилась к отражению атаки» (В. Степанков, 2011).

Из личных воспоминаний. Прекрасно помню весь этот эпизод – с небольшими коррективами к тексту книги. По радио объявили, что пришел лазутчик из КГБ с важными и достоверными сведениями, что необходимо относиться с особым вниманием к возможному появлению группы мужчин с баулами (не скрою, что звучало это странновато) – тут же оповещать об этом штаб. Предупредили, что при обнаружении такой группы по ней из окон первого этажа будет открыт огонь без предупреждения. Поэтому всех нас настоятельно просили оттянуться от здания на 50 метров. Помню еще, что размышляла: «Неужели пуля летит только на 50 метров?..» Для защиты от средств, поражающих глаза, просили приготовить любые куски смоченной водой материи – закрывать ею глаза и нос, через нее и дышать. Сделать это было легко – достаточно выставить носовой платок под мелкий дождик.

После объявления о женщинах ко мне обратился мой сосед по цепи – незнакомый седой мужчина, научный сотрудник какого-то московского химического учреждения.

– Может, уйдете, а? – сказал он просительно, очень искренне.

Мой ответ ему воспроизводить не буду, потому что речь здесь не обо мне.

Не помню никакого разбиения нас на взводы и т. д. – по-видимому, структура видна была в штабе, но не в самих цепях.

И последнее уточнение – мы, конечно, взялись не за руки, а под руки, и очень крепко.

И всю ночь – примерно до четырех-полпятого утра – каждые полчаса с балкона Белого дома нам объявляли, что, по информации очередного лазутчика из рядов КГБ, штурм может начаться в ближайшие 30–40 минут. И вновь и вновь просили оттянуться от здания и предупреждали, что при появлении любой чужеродной группы мужчин из окон Дома будет открыт огонь без предупреждения.

Мы стояли шеренгами, крепко держась под руки. Напряжение не спадало до рассвета. Необычно для московского августа холодно. Столь же необычным было то, что мельчайший дождь сеялся уже вторые сутки, не прекращаясь ни на минуту…

До четырех утра опасность штурма оставалась в силе. Материалы, собранные Генеральным прокурором России, полностью это подтверждают.

Я рассказала о том, что испытывали находящиеся вокруг Белого дома. А теперь попытайтесь представить, что испытывали те, кто находились внутри здания и прекрасно знали, что их собираются штурмовать, применяя «секретное оружие», не оставляющее никого в живых, – Ельцин, Егор Гайдар, Мстислав Ростропович, специально примчавшийся в Москву и прошедший ночью 20-го под наши аплодисменты и восторженные крики в Белый дом… (Потом уже мы узнали, что он помчался на родину без визы – и как-то его пропустили наши пограничники…)

В ночь на 21 августа главной задачей членов ГКЧП стало убедить армейских генералов действовать. Армия должна была начать – спецназ мог включиться только вслед за ней.

Но генералы уже знали, что в начале ночи на 21 августа в схватке безоружного гражданского населения с экипажами боевых машин Таманской дивизии, патрулировавших Садовое кольцо, погибли трое молодых людей…

Ясно стало, что это только начало, что собравшиеся у Белого дома москвичи не отступят перед танками.

А на час ночи намечалось выдвижение войск, которые должны были обеспечить «Альфе» проникновение в Белый дом…

Заместитель Язова Ачалов после осмотра места трагедии и оценки обстановки вернулся в министерство обороны.

Из протокола допроса В. Ачалова: «Сказал Язову: что хотите, делайте, но ввязываться мы в операцию не должны, все необходимо остановить. Если примете решение о захвате, прольется море крови, на площади 50–70 тысяч (он оценивал шеренги перед главным входом, а мы стояли по всему периметру, и люди все время подходили. – М. Ч.). Следует немедленно отменить операцию! Иначе народ нас проклянет до седьмого колена!

<…>

Язов снял галстук, расстегнул рубашку и крикнул мне: “Иди в кабинет! Дай команду «Стой!»”.

По этой команде все войска должны оставаться на местах, не производить никаких движений и не выполнять никаких команд.

…Позвонил Грачеву и Громову, передал команду Язова “Стой!”.

По телефону на меня вышел Назарбаев, сказал, до него дошли сведения, что идет штурм Белого дома. Я ответил, что штурма нет и не будет. Назарбаев облегченно вздохнул: “Ну, вы с меня камень сняли”».

Из показаний Д. Язова: «…Я принял решение о выводе войск из города. К этой мысли я пришел к часу ночи 21.08.91, но ночью нельзя было выводить войска».

В это самое время один из батальонов войск специального назначений КГБ, «призванный перекрыть Кутузовский проспект у гостиницы “Украина”, выдвигался на исходные позиции. У спецназовцев свое ведомство – КГБ. Оттуда команды “Стой!” не поступало».

Колонна была остановлена в движении по указанному маршруту начальником Управления спецчастями КГБ в 2 часа 15 минут ночи. К четырем часам утра батальон вернулся в пункт постоянной дислокации.

Из показаний В. Ачалова: «Язов вызвал меня к себе и сказал: “Езжайте к Крючкову, я с ним больше разговаривать не буду!” После двух часов ночи я, Громов, Варенников прибыли в КГБ к Крючкову».

Туда же Б. Пуго послал своего заместителя Громова.

«Громов подчинился, но сказал министру, что от своей позиции не откажется: “Какие б задачи внутренние войска на этом совещании не получили, в Москву они не войдут”» (В. Степанков, 2011).

Когда Ачалов и Варенников вошли в кабинет Крючкова, они увидели там Бакланова, Шенина и большую группу руководящих работников КГБ, одетых в штатское.

«– Наше появление, – свидетельствует заместитель министра обороны Ачалов, – встретили недовольными возгласами: “Вы, военные, ничего не хотите! Ничего не можете!”

– Что, струсили? – напористо спросил Бакланов, когда Ачалов доложил о позиции министра обороны и своих личных выводах после инспекционной поездки к месту столкновения гражданского населения и военных: “В случае штурма не избежать большого кровопролития. В войсках сильное недовольство. Операцию проводить нецелесообразно”».

Добавлю – военное начальство уже имело сведения о том, что в течение двух дней происходит на улицах Москвы, – о том, как население неустанно объясняет молодым танкистам, что они не должны воевать со своим народом… А так как все они вместе уже прожили не менее пяти лет Перестройки – и читали в газетах и журналах и слышали по телевизору такое, что в брежневско-андроповское время им могло разве что присниться, – то это были уже другие, не совсем советские люди.

И юные танкисты не горели желанием давить гусеницами старушек, совавших им пирожки…