Вампиры: Опасные связи - Танит Ли

Фостер заметил, как женщина, гибко изогнувшись, наклонилась к своему собеседнику с ампутированной ногой и взяла его за руку. Фостер отвел взгляд — безусловно, она была сестрой или невестой черноволосого парня.

Фостер опять задремал, а когда он проснулся, незнакомка исчезла.

На следующий день черноволосый умер.

Доктора пришли в палатку после полудня и осмотрели каждого пациента. Фостеру они сказали, что он должен больше спать и принимать какие-то вонючие микстуры. На обед в этот день ему дали жидкую кашу, сваренную на бульоне из цыплят, но всяком случае, Фостеру хотелось думать, что цыплята там присутствовали, когда он хлебал ложкой водянистую массу с плавающими в ней кусочками дикого лука. И это была единственная пища, которую мог вынести сейчас его желудок.

Наступила ночь, оказавшаяся для Фостера еще более мучительной, чем предыдущая. Боль охватила его тело, спускаясь к ногам до тех пор, пока все его члены не оказались охвачены жаром, сломанная рука пульсировала и ныла при каждом вдохе и выдохе. Однако не эти мучения заставили задуматься Фостера о своей дальнейшей судьбе, ему не давали покоя мысли о делах житейских — в частности, о его семье.

Семья Фостера ждала его у себя дома в восточном штате Теннесси, и он надеялся, что с божьей помощью вернется к ним в ближайшее время. Он очень хотел бы отправить домой письмо или получить весточку оттуда, но никто не подходил к нему и не спрашивал, не нужны ли ему перо и бумага, и не предлагал помощь. Поэтому Фостер писал письмо Саре и родителям лишь в своих мыслях. Каждую ночь Фостер возвращался к строкам, сочиненным им накануне, тщательно обдумывая каждую фразу, каждое слово, повторяя их вновь и вновь. Честно говоря, он полагал, что это был единственный способ не сойти с ума от боли.

В эту ночь сосредоточиться на письме ему не удалось.

Фостер спал беспокойно, часто просыпаясь, и, открыв и очередной раз глаза, внезапно вновь увидел ту женщину с медно-золотистыми волосами. Впрочем, возможно, незнакомка ему снилась. На этот раз она опустилась на вторую койку от двери и, как показалось Фостеру, каким-то непостижимым образом скользила по телу спящего солдата, опираясь ему на грудь и что-то шепча. Ее распущенные густые волосы свисали по обеим сторонам кровати, но и сквозь эту завесу Фостер мог видеть, как ее грудь вздымает вырез платья. Он моргнул, и видение исчезло, а когда он проснулся утром, то мужчина, лежащий на этой койке, — ирландец с огненно-рыжими волосами — разумеется, был уже один.

В течение всего дня Фостер, всеми силами пытающийся принять сидячее положение и удержаться в нем, думал о своем ночном видении. Каким странным оно было! Фостер не отличался необузданными сексуальными фантазиями и никогда даже и не думал ни о чем подобном. И что бы это все значило? Поразмыслив, Фостер решил, что все это ему привиделось оттого, что он уже очень давно не был с женщиной.

Фостер увидел, как мужчина, лежащий на койке напротив него, взял ложку и принялся за кашу, миску с которой ему сунула в руки одна из «сестер». Что ж, пожалуй, пора свести небольшое знакомство, решил Фостер и, выждав момент, когда взгляд мужчины обратился к нему, представился:

— Джон Фрэнсис Фостер.

— Уэбстер Лонг, — последовал ответ.

Они обменялись сведениями о том, кто в каком полку воевал, поговорили о сражениях, в которых довелось участвовать, и обсудили последний бой, который привел их на койки в лазарете. Лонг, рядовой, был добровольцем, так же как и Фостер. Удар неприятельского штыка лишил его одного глаза, и теперь голова Лонга была так сильно замотана повязкой, что Фостер даже не мог сказать, какого цвета волосы у его собеседника. Зато он видел длинные роскошные усы Лонга и проницательный светло-голубой глаз. Фостер, забывшись, резко повернулся к соседу, и тут же его пронзила сильная боль.

— Послушай, ты не видел здесь ничего странного прошлой ночью? — спросил он несколько мгновений спустя, когда его отпустило, и Фостер, отдышавшись, смог устроиться поудобнее.

— Странного? — Лонг задумался, держа в руках кусок кукурузной лепешки. — Что ты имеешь в виду?

— Здесь была женщина. Я видел ее прошлой ночью и позапрошлой.

Лонг покачал головой:

— Вряд ли ты видел женщину. Это был сон. — Лонг усмехнулся. — Хотел бы и я увидеть такой.

Фостер усмехнулся в ответ:

— Нет, приятель, говорю тебе, я видел женщину! Вот здесь. — И он подбородком указал на ту койку, где спал рыжий ирландец.

— Этого я не видел. — Лонг отправил в рот последний кусок лепешки, а затем стряхнул крошки с усов. — Она хоть хорошенькая была?

— Красивая… — задумчиво ответил Фостер.

— Ну, так расскажи мне, приятель! — Лонг устроился поудобнее, опираясь спиной на стенку.

Фостер принялся описывать в подробностях, как выглядела незнакомка. Он старался рассказать все как есть, но в какой-то момент начал невольно приукрашивать свое повествование. Проницательный светлый глаз Лонга был выжидающе устремлен на него, и Фостер понял, что тот ждет чего-то необычного, чего-то такого, что отвлекло бы его от тяжелых дум и собственных ран. И Фостер решил оказать товарищу эту услугу.

— Ангел! — вздохнул Лонг, когда Фостер закончил свою историю.

— Вот и я так думаю, — кивнул Фостер.

Честно говоря, он и вправду никогда не видел таких красивых женщин, как эта. Его Сара тоже была хорошенькой, а все-таки не такой, как ночная гостья. Саре ведь приходилось работать вместе с мужем на ферме, ее руки огрубели и покраснели, а нежная кожа обветрилась и потемнела. «А какая она все же была красотка в тот день, когда мы поженились, три года назад», — вздохнув, подумал Фостер.

В это время один из «медсестер» — это был рослый парень, и Фостер знал, что «медсестры» должны обладать изрядной силой, чтобы удерживать на операционном столе раненых мужчин, которым отпиливали конечности без всякой анестезии, — зашел в палатку. Он провел перекличку выздоравливающих, начав с коек Фостера и Лонга, а когда достиг противоположного конца, то крикнул другой «медсестре»:

— Этот умер! — указав на рыжеволосого ирландца.

Фостер подумал было, что тот просто спит. Но тут «медсестры» вдвоем подхватили тело ирландца и понесли его к выходу. Фостер и Лонг тревожно переглянулись, но ничего не сказали. Часом позже на койке рыжеволосого уже лежал, вскрикивая в бреду, другой солдат, раненый в только что закончившемся бою.

Днем Фостер немного поболтал с Лонгом и с другими парнями, которые были в сознании и могли разговаривать, когда же настала ночь, неся боль и страдание, он понял, что готов заснуть.

Однако его тревожило то обстоятельство, что Лонг, судя по его словам, не видел никакой женщины. Спросить тех двух мужчин, с которыми она была, Фостер тоже уже не мог. Он подумал, что, может быть, повязка на голове Лонга помешала тому увидеть незнакомку, однако все это начинало казаться Фостеру очень странным.

Фостер прикончил свой кусок кукурузной лепешки, показавшейся ему необыкновенно вкусной, несмотря на то что она сочилась холодным жиром, быстро выхлебал из миски жидкий бульон и попросил добавки. В первый раз за все время пребывания в госпитале Фостеру захотелось съесть больше, чем наливали ему в тарелку.