Источник - Джеймс Миченер

В двух милях к западу от Макора караван остановила пограничная стража. Финикийцы в железных доспехах проверили их, изъяли кинжал Удода, вручили ему глиняную табличку-пропуск и без особой охоты разрешили следовать дальше. Еще через несколько миль таможенники проверили вещи Удода, отметили количество золота, которое он вез с собой, и дали другую глиняную табличку. Он предъявит ее на обратном пути, чтобы получить право уехать отсюда. Финикийцы были вежливы, но вели себя довольно властно, давая понять, что никаких глупостей со стороны путешественников не потерпят, и Удод относился к ним с подчеркнутым уважением.

Скоро он увидел на горизонте обнесенный стеной город Акко, который высился над окружающими равнинами в том месте, где река Белус впадает в море. Даже тогда, за несколько лет до того, как город переместился к западу на изогнутый мыс, он уже оставил свой след в истории – заманчивый город, в гавань которого приходили корабли со всех концов Средиземного моря. В торговых рядах города продавалось невообразимое обилие товаров. Сравниться с ними могли лишь базары Тира и Ашкелона. Только через этот порт железо, откованное в далеких кузницах, могло попадать к евреям, и Удод надеялся найти в лавках Акко те инструменты, в которых нуждались его рабы.

У ворот города ему пришлось остановиться в третий раз, и в табличке, врученной ему на границе, появилась дата его предполагаемого отбытия. Он был предупрежден, что не должен напиваться. Финикийцы уже выяснили, что на их соотечественников любое количество выпитого пива не оказывает заметного воздействия, а вот прибывающие в город евреи после нескольких кувшинов обнаруживают склонность к буйству. Удод пообещал вести себя достойно и был пропущен в заманчивый город Акко.

Первым делом он отправился на набережную, где испытал детское восхищение. Какое-то время он в восторге постоял перед настоящим плавучим домом, который мог пересекать открытое море, по велению моряков держа путь в нужный порт. Он так и не мог понять принцип его движения и ломал голову над тем, как же моряки замедляют ход судна, когда оно подходит к берегу. Ему все тут нравилось – и сами корабли, и обилие странных лиц, глядящих на него с палуб; он с удовлетворением отметил, что с одного из кораблей сгружают железо.

До чего различны были люди, которые полуголыми сновали по трапам! Он узнавал среди них египтян, африканцев, хананеев и финикийцев, но среди них было с полдюжины таких, которых он никогда раньше не видел, – крепкие, здоровые мужчины с ненормально широкими плечами. Должно быть, они с Кипра или с далеких островов – их язык был непонятен Удоду. В те годы Акко был международным портом, и евреям из провинциального городка Макора оставалось только изумляться его чудесам.

Покинув доки, Удод двинулся по широкой главной улице, заглядывая в лавки, богатство которых поражало его. Ювелир, верблюжьи караваны которого доставляли товары со всех концов востока, торговал бирюзой из Аравии, алебастром с Крита, аметистами из Греции и халцедонами Пунта. У него была фаянсовая и глазурованная посуда из Египта и красивейшие вещи, которые только Удод видел в жизни, вышедшие из мастерских Акко: короткая стеклянная косичка, сплетенная из восемнадцати нитей разноцветного стекла. Она была разрезана по длине и отполирована, так что искусная работа мастера была видна со всех сторон.

– Я хотел бы купить это для своей жены, – запинаясь, сказал он хозяину, не зная, поймет ли тот его или нет, но ювелир мог объясняться на полудюжине языков – плохо, но для дела хватало, – и торговля началась. Удод опасался, что цена окажется для него чрезмерно высокой, поскольку стеклянная нить нравилась ему куда больше, чем бирюза, и удивился ее дешевизне.

– Мы делаем ее здесь, на месте, – сказал ювелир и показал Удоду свой двор, где рабы выдували разноцветные стеклянные пузыри и тянули из них нити.

Наконец он явился в лавку металлических изделий и почтительно вошел в нее, потому что финикийцы и их южные соседи именно железом завоевали землю Израиля. В те годы, когда царь Давид служил наемником у филистимлян, он научился обращению с железным оружием и в Конце собрал его столько, что смог обратить это оружие против филистимлян и отвоевать большую часть страны. Но ковка черного железа, во Многих смыслах более таинственного, чем золото, продолжала оставаться Монополией таких городов, как Акко, и обеспечивала преимущество финикийцев на всем морском побережье.

Торговец с подозрением посмотрел на Удода, потому что еврей был явно чужаком, а им запрещалось продавать железо, но Удод смог предъявить глиняную табличку, разрешающую ему закупать железные инструменты, «которые не могут быть превращены в оружие для военного использования». Финикийский торговец не мог прочитать ее, но знал об ограничениях и провел покупателя в ту часть лавки, где тот мог свободно выбирать все, что ему нужно. Подпершись, он перекрыл доступ в другую часть лавки, где были навалены наконечники копий, лезвия мечей и пики вместе с другими образцами оружия, использование которого Удод даже не мог себе представить. Финикийцы предпочитали, чтобы гости видели этот арсенал и, возвращаясь на родину, рассказывали о том ужасе, который он наводит. Потрясенный Удод пробормотал краткую молитву Баалу: «Помоги нам скорее закончить стройку, пока эти люди с железом не решат снова напасть на нас».

Из всех разрешенных товаров Удод выбрал зубила, молоты и клинья, необходимые для окончания проходки туннеля, но, когда пришло время складывать их в кучу, он растерялся, что развеселило лавочника, и тот пригласил соседей-торговцев разделить его веселье. Железо было столь драгоценным товаром, что, как только изделие бывало отковано и заточено, его покрывали слоем животного жира, чтобы предохранить от ржавчины. И когда Удод взялся за первое из своих приобретений, на пальцах остался жир, и он отдернул руку, уставившись на маслянистое вещество.

– Правильно, – сказал торговец железом. – Это свинья. Даже в те времена евреям было запрещено есть свинину. Запрет родился из печального опыта – если свинину плохо прожарить и неправильно приготовить, это может кончиться смертью, так что все, что относилось к свиному роду, вызывало отвращение. Конечно, финикийцам и другим морским народам, знавшим, как готовить свинину, нравилось вкусное мясо, и они с удовольствием устраивали мелкие проказы, чтобы смущать евреев, – что торговец сейчас и сделал.

– Это свиной жир, – повторил он, и Удод отпрянул, но, видя свои драгоценные орудия, он не смог удержаться и стал складывать их. Руки его покрылись свиным жиром, но он решил пострадать – руки он сможет вытереть, – лишь бы не расставаться с инструментами. В конце концов финикиец рассмеялся и стал помогать ему. Он даже дал ему тряпку вытереть руки. – Для человека, который любит железо, в свином жире нет ничего страшного, – сказал торговец. – Я присмотрю за покупкой, пока ты приведешь своих мулов.

Оставив торговца, Удод отправился в город и встретил охранников своего каравана, которые рассказали ему, где они устроились на ночлег, потому что Удод и сам не торопился с возвращением. Расчетливый человек может утром выехать из Макора, до полудня прибыть в Акко, сделать все свои дела и к сумеркам быть дома. Но возможность посетить финикийский город выпадала евреям так редко, что Удод хотел протянуть пребывание в городе. У набережной он нашел гостиницу. Устроившись в ней, он расслабился за незнакомым рыбным блюдом. Испытывая растущую жажду, он обратил внимание на египетских купцов, которых обслуживали две привлекательные девушки, носившие им кувшины с пивом. Струйка коричневой жидкости из угла рта одного из купцов пролилась на каменные плиты, и Удод заметил вскипевшие пузыри. Похоже, что жидкость представляла собой экстракт, разбавленный водой, куда долили вино.