Спин - Роберт Чарльз Уилсон

— Никто не хочет.

Кроме, может быть, Молли Сиграм, подумал я. Молли на пляже с бутылочкой пилюль. Молли и ей подобные. Что они, зря, что ли, бутылочками запасались…

— И я не останусь одна. Со мной будет Саймон. В чём я тебе признаюсь, Тайлер, за что я хочу попросить прощения… Когда я представляю себе тот день, я вижу себя с Саймоном.

Дверь шумно распахнулась. Саймон. С пустыми руками.

— Ужин уже на столе. И большой кувшин ледяного чая для жаждуших странников. Прошу вниз, присоединимся к трапезе.

— Спасибо, с удовольствием. — Я непринуждённо улыбнулся.

* * *

В доме восемь взрослых. Пара Сорли, Дэн Кондон с женой, пара МакАйзеков, Саймон с Дианой. У Сорли трое детей, у МакАйзеков пятеро, так что за большим столом в комнате рядом с кухней уселось семнадцать человек. Рассаживались шумно, весело. Гул висел до того мгновения, когда «дядя Дэн» произнёс благословение. В этот момент все ладони попарно сложились, все головы смиренно склонились.

Правил бал «дядя Дэн». Высокий, вида чуть не похоронного, чернобородый, некрасивый на декоративный линкольновский манер. Благословением своим он как-то умудрился напомнить присутствующим, что накормить странника — дело добродетельное, даже если странник этот припёрся незваным, аминь.

По ходу застольного общения я выяснил, что брат Аарон Сорли второй в местной иерархии, возможно, решающий аргумент руководства в случае споров и недоразумений. Как Тедди МакАйзек, так и Саймон во всём уступали Сорли, но в рот при этом смотрели Кондону. Не пересолен ли суп? «Нет, как раз в меру», — выносил судьбоносное решение не кто-нибудь, а брат Кондон. А погода-то как разгулялась… «Ничего необычного для этих мест», — объявлял патриарх.

Женщины открывали рты, лишь чтобы ввести в них пищу, и живо интересовались лишь содержимым тарелок, не отрывая от них глаз. Жена Кондона — весьма невысокая, весьма дородная и весьма скромная особа; жена Сорли в габаритах почти не уступала мужу, мадам МакАйзек выглядела лет на восемнадцать, тогда как число лет мужа её явно подползало к полувеку. Ни одна из женщин на меня не смотрела и ко мне не обращалась, представить их незваному страннику тоже никто не удосужился. Диана выделялась на их фоне, как бриллиант чистой воды среди наждачной крошки. Возможно, этим и объяснялось её преувеличенно осторожное поведение.

«Дядя Дэн» охотно объяснил мне за столом, что эти беженцы «Иорданского табернакла» не были самыми радикальными прихожанами, вроде бешеных, удравших аж в Канаду, в Саскачеван, однако твёрдо придерживались канонов веры, в отличие от мягкотелых пастора Кобела и его приверженцев. Они удалились на ранчо Кондона, чтобы избежать городских соблазнов и дождаться трубного гласа в мире и покое. Пока что план их выполнялся без заминок.

Далее беседа сконцентрировалась на барахлящем двигателе грузовика, на туго продвигающемся ремонте кровли и надвигающемся кризисе с ассенизационной цистерной. На детей застолье давило в ещё большей степени, чем на меня. Одну из особо громко вздохнувших девочек Сорли Кондон даже приморозил к стулу взглядом.

После трапезы женщины принялись убирать со стола, а Саймон сообщил мне, что пора и честь знать.

— Не боитесь дороги, доктор Дюпре? — деловито осведомился Кондон. — У нас тут грабежи, что ни вечер.

— Ничего, стёкла до потолка, педаль газа до пола, как-нибудь выберусь.

— Мудрое решение.

Саймон выразил желание проводить меня до забора. Ночная прогулка, мол, подействует на него освежающе.

Да ради бога.

Последовало сердечное прощание, я пережал руки всем детям, после чего их прогнали, пришёл черед взрослых. Диана кивнула мне, не поднимая глаз. Так же, не глядя на меня, приняла она и мою руку.

* * *

Саймон проехал со мной с четверть мили, ёрзая на сиденье, как будто желая что-то сказать, но рта не раскрывая. Я делал вид, что его состояния не замечаю. Воздух остыл и посвежел. Я остановился, где он попросил, на гребне холма, у сломанного забора и живой изгороди из кактусовой сосны окотильо.

Он поблагодарил за прогулку, вышел, но всё ещё медлил, не отпуская дверцы, очевидно распираемый желанием высказаться.

— Что-то хотите сказать? — помог я ему.

Он прокашлялся.

— Знаешь… — просипел он наконец чуть громче ветра. — Я люблю Диану так же, как Господа, хотя это и звучит кощунственно. Звучало кощунственно долгое время. Но потом я подумал, что Бог послал её на землю, чтобы она была моей женой, что это её предназначение. И теперь я считаю, что это две стороны одной монеты, что любовь к ней и есть любовь к Господу. Как вы считаете, доктор Дюпре?

Высказавшись, он как будто проснулся, не дожидаясь моего ответа, закрыл дверцу, включил свой фонарик и зашагал вниз по склону холма под стрекотание кузнечиков.

* * *

На бандитов я в ту ночь не нарвался.

Ни звёзд, ни луны, ночная дорога, ставшая крайне опасной с ранних лет «Спина». Преступники выработали изощрённые технологии засад на сельских дорогах. Ночное путешествие резко повышало мои шансы отправиться в мир иной прежде времени.

Естественно, мало кто из водителей отваживался отправляться в путь на ночь глядя. По большей части большегрузные поезда дальнобойщиков, неплохо защищённые, с двумя водителями. Я вслушивался в шорох покрышек и свист ветра и думал, что эти звуки лучше всего подчеркивают одиночество. Чтобы их заглушить, и монтируют в автомобилях радиоприёмники.

Но грабителей и убийц на дорогах почему-то не попалось.

По крайней мере, в ту ночь.

* * *

Я остановился на ночь в мотеле под Флагстаффом и на следующее утро встретился с Ваном и его свитой в VIP-зале аэропорта.

Вана переполняли впечатления. Он живо интересовался геологией, на обратном пути в Финикс остановил свою кавалькаду возле сувенирных лотков и, порывшись в кусках породы, купил кусок сланца примерно в кубический дюйм объёмом. Ван воодушевлённо продемонстрировал мне спиральную выемку на одной из сторон камня. Отпечаток трилобита, сказал он, животного, погибшего с десяток миллионов лет тому назад здесь, в теперешней каменистой пустыне, которая когда-то была дном моря.

Ископаемых раньше ему видеть не приходилось. На Марсе нет ископаемых, да и нигде во всей Солнечной системе их нет, лишь здесь, на древней Земле.

В Орландо снова заднее сиденье бронированного лимузина, снова конвой, на этот раз в направлении «Перигелион фаундейшн». После часовой задержки на периметре безопасности мы вырвались на шоссе. Ван смачно зевнул и извинился:

— Не привык я к такой интенсивной нагрузке.

— Не скромничайте. Я видел вас на тренажёре в «Перигелионе».

— Каньон не тренажёр.

— Да, пожалуй.

— Устал, но не жалею. Прекрасная экспедиция. Надеюсь, у вас тоже всё сложилось удачно.