Дела семейные - Рохинтон Мистри

Вилас был прав, думал Йезад: для Готама и Бхаскара «проект Капур» — так они его назвали — действительно стал увлекательным театральным экспериментом. Они уверяли, что за все время своих театральных занятий они еще никогда не сталкивались с таким необычным материалом.

В трущобах, узких улочках и тупичках Бомбея они разыгрывали одноактные пьесы, коротенькие скетчи на остросоциальные темы: о сожжении бесприданниц, об опасности религиозной розни, об ужасе алкоголизма, об избиении жен, о трагедии азартных игр. Ставили и юмористические пьесы о политическом цирке, о торговле местами в парламенте, о законодательстве, гарантирующем право студентов жулить на экзаменах, о нелепостях карточной системы.

Они рассказали Виласу и Йезаду об одном из удачнейших представлений — о том, как к министру телекоммуникаций недавно нагрянуло с обыском Центральное бюро расследований. В молитвенной комнате министра нашли два сундука и двадцать три чемодана, битком набитые банкнотами, замаскированные под алтарь Лакшми, богини богатства.

— Мы составили текст целиком из газетных заголовков, — захлебывался Бхаскар, подталкивая к переносице сползающие очочки в стиле Ганди. — От себя мы добавили только оправдания министра. Он у нас говорил, что его безосновательно обвиняют в коррупции, что это богиня богатства сама умножила его жалкий министерский заработок в знак высокой оценки его работы в правительстве.

Они даже показали кое-что: министр телекоммуникаций и Лакшми общаются по сотовому телефону, и богиня дает министру полезные советы по части финансов. А иногда даже возникает на телеэкране в особой спутниковой передаче «Лакшми всегда во все времена».

— Бешеный был успех, — закончил Бхаскар, наслаждаясь смехом Виласа и Йезада. — Но капуровский проект означает перенос уличного действа в закрытое помещение. — Уловив сомнение во взгляде Йезада, заспешил пояснить свою мысль:-Когда мы играем на улицах, действие начинается внезапно. Без объявления. Мы начинаем спорить, ссориться, изображать пьяных, будто это происходит в реальной жизни. Люди останавливаются посмотреть, в чем дело, собирается толпа.

— Все так, но здесь есть и отличие, — возразил ему Готам, — рано или поздно, наш уличный зритель начинает понимать, что именно происходит, что он — зритель, который смотрит и так, представление. У мистера Капура не будет зрителя.

— Не могу согласиться, — взвился Бхаскар. — Хочу подчеркнуть, что он сам будет и зрителем, и актером, отнюдь этого не подозревая.

— Актер, не подозревающий, что он играет, — это деревянная марионетка, — веско произнес Готам, уверенный, что одержал победу.

— В культуре, утверждающей судьбу в качестве верховной силы, мы все марионетки, — столь же веско ответствовал Бхаскар.

Йезад заерзал: хорошо бы они поскорей сошли с этих театральных котурнов. По тому, какой взят тон, они в любую минуту могут принять позу, выпятить грудь, задрать подбородок, выбросить руку с воображаемым мечом и возгласить «берегись!» на манер Чанджибхаи Чичипопо.

— Мы не обсуждаем проблему рока и свободной воли, — парировал Готам, — это за рамками темы.

— Все это взаимосвязано, — не сдавался Бхаскар. — Ты не можешь отрешиться от традиционных идей, таких же ненужных, как арка просцениума.

— Чушь, арка просцениума абсолютно жизненна и сейчас. Она просто превратилась в дорожку просцениума, которая…

— Достаточно, мистер Бхаскар Оливье и мистер Готам Гилгуд, — не выдержал Вилас. — Через пятнадцать минут Йезаду и мне нужно быть на работе!

Вмешательство Виласа дало Йезаду возможность хоть рассказать, что было с Капуром. Йезад очень старался подчеркнуть, что любит Капура и весь их розыгрыш предназначен лишь для того, чтобы подтолкнуть его к тому, чего ему самому всегда хотелось, — к участию в выборах.

— Собственно говоря, это тоже одно из ваших представлений на социальные темы, его даже можно назвать «Угроза Шив Сены».

— Верно, — откликнулся Готам, — по сути, это стимулирование Капура с неявной моралью: кто способен противостоять злу, не должен игнорировать его.

— Ты подумай! Так кто лишен гибкости? Какого же ты черта говорил…

— Хватит, хватит! — остановил Бхаскара Вилас. — Мы сейчас говорим о пьесе — о пьесе Йезада.

— Я думаю, это классная идея — использовать налог на Бомбей-Мумбаи, как способ мотивации Капура.

— Спасибо, — ответил Вилас. — Только надо помнить, что речь не идет о простом запугивании. Заставить заплатить легко. Ваше дело — заставить его пойти крестовым походом.

— Ясно, — сказал Готам. — В сущности, Капур должен пережить эпифанию. Следовательно, мы должны донести до него нечто большее, чем просто сиюминутная опасность для него и его магазина. Нам предстоит выйти за пределы здесь и сейчас, миновать мели и мелководья нынешних времен и дать ему узреть ужасы общества, лучшим представителям которого недостает убежденности, в то время как отребье бурлит страстной энергией.

Актеры продолжали забрасывать друг друга цитатами, но все же удалось договориться: визит состоится через три дня, утром, когда Капур будет в магазине один. Йезад пообещал не показываться — уйдет на переговоры со спортивным руководителем школы Дон Боско.

— Позвольте мне подвести итог, — заявил Бхаскар, не желая упускать аудиторию, — наша цель-возродить благородные побуждения мистера Капура. Мы должны продвинуть его за пределы катарсиса, за пределы жалости и ужаса, введя в состояние ангажированности — на арену эпического реализма, где человек действия…

Йезад перестал слушать. У него голова разболелась от этой тарабарщины.

— Вы двое рассуждаете, будто театр относится к точным наукам, — заметил Вилас.

— Ага, Виласова доктрина вечного скепсиса, — немедленно отреагировал Готам. — Поддайся Брехт такого рода пессимизму, где бы мы сегодня были?

— Но почему простые вещи нужно так замысловато излагать? — настаивал Вилас. — Мы всего лишь собираемся обмануть Капура в достойных целях.

— Ладно, — Йезаду хотелось вернуть их к теме. — Я вам рассказал, как должны выглядеть эти шивсеновцы. Я изложил вам их требования. Что еще вам нужно?

Актеры сказали, что уже проработали все мизансцены, но им нужно еще чаю.

Йезад засмеялся и вместе с Виласом вышел из ресторана, отказавшись от чая и оставив актеров продолжать их споры о перспективах театра.

— Здоровы поговорить, а? — Йезад замотал головой, будто стряхивая с волос словеса.

— Вся труппа такая. Сначала занятно, потом становится невыносимо.

Они остановились у входа в «Бомбейский спорт». Йезад уставился себе под ноги.

— Что не так? — спросил Вилас.

— Сам не знаю. Этот заговор с актерами… А у Капура давление…

— Слушай, если у тебя сомнения, я сейчас же скажу Бхаскару с Готамом, что все отменяется!

— Нет. Не надо отменять.