Король Карелии. Полковник Ф. Дж. Вудс и британская интервенция на севере России в 1918-1919 гг. - Ник Барон

На следующий день почти сразу после полудня полиция пыталась не пустить огромную толпу в зал городского собрания, где подсчитывались голоса. «В толпе бросались в глаза, — писала газета “Белфаст Ньюс-Леттер”, — солдаты в голубой больничной одежде, чьи симпатии были, несомненно, на стороне полковника Вудса». В результате выборов Вудс одержал убедительную победу, набрав почти восемь тысяч голосов из сорока восьми тысяч проголосовавших.

Поблагодарив председателя избирательной комиссии и его сотрудников, Вудс подал руку побежденному оппоненту. Дэвисон отказался пожать ее. Началось столпотворение; Вудс попытался перекричать поздравления, проклятья и возгласы неодобрения, чтобы произнести примиряющую речь. В итоге ему это не удалось, так как спустя несколько мгновений началась драка, и полиции пришлось вмешаться, чтобы навести порядок. Сторонники Дэвисона начали выводить своего кандидата из зала, освистывая победителя. Тогда Вудс сделал остроумный ход — он начал громким голосом исполнять «Боже, спаси Короля», заставив Дэвисона и его людей остановиться по дороге и присоединиться к припеву.

После этого Вудс вернулся в свой штаб на плечах своих сторонников. Толпу возглавлял «одноногий солдат в голубой больничной одежде … размахивавший одним из своих костылей». В тот вечер полковник возглавил шествие, которое при свете факелов прошло по главным улицам в районе Шанкилл Роуд под игру на трубах и флейтах и «громогласные приветствия многочисленных людей, толпившихся на улицах»[349].

В тот же день редактор «Белфаст Ньюс-Леттер» в своей колонке, едва скрывая раздражение, объяснял победу Вудса поддержкой националистической партии Шинн Фейн и торговцев спиртным (движение за трезвость перед самыми выборами призывало голосовать за Дэвисона, а противники сухого закона — за Вудса). Разумеется, своей победой полковник был обязан большему, чем поддержке только трактирщиков и республиканцев. Он уловил негодование избирателей, которые чувствовали себя преданными, устали от старой религиозной политики и надеялись, что все можно начать с нуля. Однако было сомнительно, что Вудс в одиночку сможет воплотить их мечты или оправдать их ожидания.

Парламент Северной Ирландии, который собирался в зале городского собрания Белфаста с 1921 по 1932 г., после чего переехал в гораздо более величественное здание замка Стормонт, не был влиятельным политическим учреждением. Абсолютное большинство правительства юнионистов, отсутствие оппозиции (большая часть националистических и все республиканские члены бойкотировали парламент в первые десять лет его существования) и круговая порука в парламенте приводили к тому, что ведение дел в нем было весьма запутанным, некритичным, неэффективным и затрудненным мелкими местными вопросами. Как заметил один историк, парламент «представлял собой работу с частичной занятостью, так как обычно он заседал лишь пару месяцев в году и существовал, как казалось, исключительно для одобрения правительственной политики»[350].

Когда Вудс 16 мая 1923 г. занял свое кресло в североирландской Палате общин, в ней состояло пятьдесят два члена, из которых он единственный не получил официального партийного выдвижения. С самого начала Вудс четко представлял себе свою позицию в качестве «оппозиции в единственном числе» и использовал свой фаталистический и самоуничижительный ум, чтобы вжиться в эту роль[351]. «Я знаю, что я — всего лишь глас в пустыне, — объявил он спустя несколько месяцев во время прений по финансовым вопросам, — и все, чего я хочу, — это чтобы мое мнение по данному вопросу попало в протокол. Я знаю, что на него не обратят никакого внимания, но все равно должен произнести то, о чем думают люди снаружи»[352].

В официальных протоколах парламентских дебатов Вудс предстает человеком честным, прямым и здравомыслящим, который твердо намерен добиться, чтобы его услышали, не только из-за того, что это является его правом и обязанностью, но и потому что он получает удовольствие, раздражая помпезных, снисходительных и привязанных к протоколу юнионистских сановников и их однопартийцев, которые пытались своими насмешками и угрозами заставить его замолчать. Временами Вудса сбивали с толку вопросы парламентского этикета, детали законодательства или сферы действия конституции, и его оппоненты тут же использовали эти ошибки, но он каждый раз выходил из ситуации, добродушно и скромно извинившись или пошутив. Он заслужил уважение некоторых членов парламента за упорную и чистосердечную защиту интересов бывших военнослужащих. Иногда палата общин принимала предложенные им поправки (но лишь те, которые касались мелких принципиальных вопросов), а министры соглашались рассмотреть отдельные случаи, на которые обращали их внимание неутомимые расспросы Вудса.

С другой стороны, Вудс, никогда не бывший очень хитрым или проницательным политическим деятелем, часто не разбирался в махинациях и мотивах партийной машины, против которой выступал. Так, он твердо поддержал предложение сэра Джеймса Крэйга заменить пропорциональное представительство системой одномандатных избирательных округов[353]. Вудс правильно рассудил, что система, в которой побеждает кандидат, набравший простое большинство голосов, значительно снизит затраты на предвыборную кампанию для независимых депутатов. Однако он не учел, что эта избирательная реформа также поможет консолидировать существующее партийное большинство и существенно уменьшит шансы независимых кандидатов на победу. Именно в этом, разумеется, заключалась основная цель, которую преследовало руководство юнионистов в проведении данного закона[354].

Благородный и храбрый член парламента от Западного Белфаста, возможно, и был всего лишь любителем в политике, но он был человеком, который профессионально создавал неприятности — и не скрывал получаемого при этом удовольствия. Его первое продолжительное участие в парламентских дебатах состоялось менее чем через неделю после вхождения в должность, когда он обрушился на Билль о спиртных напитках (целью которого являлся запрет на продажу алкоголя по воскресеньям без сопутствующей еды) как на «документ, лучше которого едва ли можно что-то придумать, если политика правительства заключается в большевизации Ольстера». Он утверждал, что только богатые могут всегда позволить себе обильную пищу в придачу к своей выпивке, и это спровоцирует зависть и «классовую ненависть» среди большей части населения. По его мнению, эта мера олицетворяла презрение, которое демонстрируют «экстремисты» с «ограниченным умом» по отношению к «простым и весьма здравомыслящим гражданам», в то время как те лишь желают, чтобы в них поверили и дали им достаточно независимости и свободы, чтобы распоряжаться собственной жизнью[355].