Вера против фактов. Почему наука и религия несовместимы - Джерри Койн

При этом ничто не говорит о том, что Северная Европа социально ущербна. Более того, во многих отношениях можно утверждать, что в этих странах общество функционирует лучше, чем в религиозных Соединенных Штатах. Социологи измеряют благополучие стран при помощи индексов социальной дисфункции, где учитывается уровень разводов и убийств, количество заключенных, подростковая смертность, потребление алкоголя, бедность, неравенство доходов и т. д. И по этой шкале благополучие Скандинавии и Северной Европы оценивается куда выше, чем благополучие США, которые среди 17 экономически развитых стран заняли прочное последнее место. (Четырьмя самыми «успешными» странами оказались Норвегия, Дания, Швеция и Нидерланды.) Я тоже проанализировал ситуацию и выявил отрицательную связь между общественным благополучием и религиозностью: наиболее успешны наименее религиозные общества. Сама по себе такая корреляция ничего не значит, но при этом никак не скажешь, что религия необходима для гармоничного общества. Кроме того, Северная Европа отнюдь не кажется рассадником безнравственности, несмотря на все утверждения о том, что религия служит источником морали и поддерживает ее.

Хотя доверие европейцев к религии за последние несколько веков очевидно ослабло, социальная гармония в этих странах не пострадала. Конечно, опыт Европы нельзя примерять на глобальном уровне, да и секуляризация в США шла гораздо медленнее. И все же не стоит делать вывод, что вера неизбежна и необходима в хорошо организованном обществе.

Второй аргумент в пользу веры заключается в том, что она дает утешение и надежду обездоленным. И это, без сомнения, правда. Когда ситуация такова, что надежды уже не остается, человек находит утешение в мыслях, что Бог и Иисус заботятся о нем (даже если не особенно помогают), а в следующем мире все будет как надо. Я подозреваю, что именно поэтому европейские страны с мощной системой социальной защиты – включая медицинскую помощь за счет государства, отпуска для матерей и отцов по уходу за ребенком, специальные учреждения для ухода за больными и пожилыми – наименее религиозны. Когда государство о тебе заботится, не нужно искать помощи свыше.

Данные свидетельствуют, что когда человек считает себя менее благополучным, чем окружающие, или оказывается в неприятной ситуации или среде и чувствует, что теряет контроль над своей жизнью, то он либо становится более религиозным, либо отчаяннее цепляется за свою веру. Хорошим показателем как религиозности, так и ощущения благополучия будет неравномерность доходов: даже если ты относительно благополучен в сравнении с остальным миром, ты все же чувствуешь себя бедным, если твои соотечественники богаче тебя. Наполеон Бонапарт, очевидно, сознавал паллиативное воздействие религии на такое неравенство и ее пользу в управлении страной: «Я вижу в религии не столько загадку воплощения, сколько загадку социального порядка. Она вкладывает в мысль о рае идею равенства, и это спасает богатых от уничтожения бедными».

В США имущественное неравенство по статистике сильнее прочих факторов коррелирует с уровнем религиозности: чем сильнее неравенство, тем выше уровень религиозности. Более того, оба эти фактора колеблются согласованно, причем религиозность повышается только после того, как усиливается неравенство, и снижается только после того, как оно уменьшается. Эта временнáя задержка позволяет предположить, что именно неравенство питает веру, а не наоборот.

Мы видим, что религиозные убеждения – это ответ на неопределенности и тяготы жизни на этой планете. Ответ на трудности, но не способ их преодоления. Я не марксист, но кое в чем Маркс прав: у многих религия снижает потребность в решении как личных, так и общественных проблем. И это – главная проблема религии как социального паллиатива. Маркса часто критикуют за очернение религии, приводя известную цитату: «Религия – это опиум для народа». Но это высказывание, если рассматривать его в контексте, далеко не так однозначно – это призыв к социальным переменам, которые сделали бы религию не необходимой.

Люди часто призывают к диалогу между наукой и религией, при котором богословы, священники и раввины должны сесть рядом с учеными и разрешить все противоречия. При этом под «диалогом» подразумевается не просто разговор, но такой обмен мнениями, который рассеет всякое недопонимание и принесет пользу и науке и религии. На самом деле подобные совещания проходят регулярно, в том числе в Ватикане. Их мотивация выражена в знаменитой цитате из Альберта Энштейна: «Наука без религии хрома, религия без науки слепа». Но эта цитата вырвана из контекста, учитывая который, становится ясно, что говоря о религии, Эйнштейн подразумевал лишь глубокое благоговение перед загадками Вселенной. Эйнштейн неоднократно отрицал существование личностного, теистического Бога и рассматривал авраамические религии как ложные институты, придуманные человеком. Он был в лучшем случае пантеистом и рассматривал саму природу как «божественное». Он считал, что наука оказалась бы в тупике без глубокого, всеобъемлющего любопытства и изумления – тех черт, которые Эйнштейн считал «религиозными». Взгляды Эйнштейна, которые часто перевирают, не могут служить утешением ни для большинства верующих-теистов, ни для тех, кто уверен, что диалог науки и веры будет полезен обеим сторонам.

Но возможен ли конструктивный диалог? Мой ответ таков: все полезное проистекает из монолога, в котором наука говорит, а религия слушает. Более того, монолог этот будет конструктивным только для слушающего. Ученые, конечно, могут узнать кое-что о природе религии из разговоров с верующими, но то же самое способен узнать каждый, кто захочет поближе с ней познакомиться. Напротив, религии нечего сказать науке такого, что помогло бы ей делать свое дело. В самом деле, для развития науки потребовалось избавиться от малейших остатков религии, будь то сами убеждения или религиозные методы поиска «истины». Нам не нужны эти гипотезы.

С другой стороны, религия может получить от науки пользу в нескольких отношениях – если рассматривать «науку» в широком смысле слова, а «религию» не только как веру, но и как институт. Во-первых, наука может рассказать нам об эволюционных, культурных и психологических основах религиозной веры. Существует множество теорий о том, почему люди создали религию, включая страх смерти, мечту о могущественном покровителе, желание некоторых властвовать над остальными и естественную склонность человека объяснять природные явления чьей-то сознательной волей. Мне кажется, что мы никогда не поймем до конца, почему и как это началось, – ведь религия зародилась в далеком и невозвратном прошлом. Тем не менее уже в наше время мы были свидетелями зарождения новых религий – в качестве примеров можно вспомнить хотя бы Христианскую науку и саентологию. Это дает нам возможность изучать психологическую привлекательность религии или даже понять нейрологические основы веры.