Империя Звезд - Элисон Бэрд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Огненно-красные крылья выгнулись дугой, и дракон ринулся со стены вниз. В этом виде даже простое падение, безусловно смертельное для человека, было ему нипочем, И мало какое оружие могло его ранить. В этой форме ему было спокойнее всего — если бы только ее можно было держать долго! Когда-нибудь он научится постоянно оставаться драконом, навеки покинет человеческое тело. Он будет жить как лоанан и забудет о прежней жалкой человеческой жизни. Истинные драконы начинают жизнь крошечными беспомощными личинками, и человеку, которым он был, тоже нужно время, чтобы развиться в нечто более сильное и великое. Потому что теперь придется создать новые способы защитить себя.
«Когда-то я думал использовать Трину Лиа — может быть, это еще возможно. Можно ведь выбить меч из руки противника и самому поймать его за рукоять. Оружие само по себе не враг, враг тот, кто его против тебя направит. Слуги Империи — мои враги, а не это несчастное создание. Если я переманю ее на свою сторону, все ее чародейские силы будут в моём распоряжении. И я могу взять это их самое мощное оружие — которое они так неуклюже выпустили из рук, — и повернуть против них. Когда сила Эйлии объединится с моей, мне не нужны будут валеи — никогда больше не нужны будут, и страх не будет нужен, и ничего из этого».
Соблазнительная мечта. Но как уговорить Трину Лиа стать его союзником, повернуться против ее бывших защитников?
Проснувшись, Эйлия огляделась в изумлении. Ей так часто последнее время приходилось просыпаться в непонятной обстановке, что она совершенно не понимала, где находится. Потом вспомнила. Зал аудиенций — башня — Мандрагор.
Она села и тут увидела, что кинжал переложили. Она свой Шип положила рукоятью к себе, чтобы при необходимости сразу его схватить. Теперь же он лежал к ней острием.
Эйлия сразу поняла, чья рука переложила кинжал. Он заходил в комнату — стоял прямо над ней, пока она спала!
Девушка вздрогнула.
Но он ничего ей не сделал. Она жива.
Это само по себе было маленьким триумфом. Она ему доверилась, и он доверия не обманул. Инстинкты ее были правы. Спасибо Ане и паладинам, что в нем сохранилось понятие о доблести, память о кодексе чести, которому он когда-то следовал. И если это так, его, быть может, еще можно спасти.
Эйлия отбросила одеяла и отодвинула сетчатый полог. Солнца уже взошли, и комната в их резком сиянии была все так же изящна, но потеряла немного своего гламура из волшебной сказки.
Эйлия помылась в мраморной ванне, расчесала и заплела волосы, потом еще раз оглядела свои покои. В гардеробе оказалось множество тонких платьев — очевидно, имущество той, которая собиралась воспользоваться этой комнатой до того, как ее отдали нежданной гостье. Эйлия не стала трогать платья и надела ту одежду, что выдали ей в храме.
В дверь постучали. Эйлия осторожно приоткрыла ее и выглянула в щелку. Там стояла пожилая сгорбленная женщина, волосы ее закрывал шарф. В руках у нее был поднос, накрытый куполообразной серебряной крышкой.
— Я вам принесла ваш завтрак, благородная госпожа.
Эйлия открыла дверь, и горничная шаркающей походкой вошла в комнату и поставила поднос на стол у окна.
— Прошу вашего прощения, принцесса, — сказала она, поднимая крышку, — но его высочество велел нам первыми пробовать все блюда, на случай, если ваше высочество опасается яда.
Эйлия рассеянно кивнула, думая, что маловероятно, чтобы Мандрагор пощадил ее этой ночью только чтобы убить ядом. Какой был бы в этом смысл? Она смотрела, как служанка пробует блюда из риса, яиц и вареной рыбы. Потом она попросила служанку посидеть с ней и поговорить, пока она будет есть. Удивленная и несколько встревоженная, та подчинилась.
— Можно ли спросить, как вы здесь оказались? — начала Эйлия.
— Меня предложили шестьдесят лет назад. Тогда часто делались такие приношения. Моя мать не могла меня прокормить, и я пошла в храм. Мне тогда было всего семнадцать, и видит небо, как я боялась! Но там было все, как всюду, — только все побольше. Меня сделали весталкой и дали мне крышу над головой и кусок хлеба каждый день, но никогда не разрешали отлучаться. Но все равно это было больше, чем было у меня дома, где нас было очень много, а еды очень мало. Когда пришел Смотрящий, всех весталок выбросили на улицу, кроме тех, что его дружки для себя оставили, — я до сих пор еще слышу, как они кричали, бедняжки. А меня не взяли, хвала небу, потому что я уже совсем не молода была, и пришлось мне как-то самой жить, и так я жила — в голоде и бедности. Потом я услышала, что в городе видели золотую птицу и в замке снова живут люди, как в старые времена, и тогда я пришла и предложила, что снова буду служить. Конечно, храмовой девой меня не взяли, зато привели сюда и сделали горничной.
Эйлия слушала с сочувствием. Бедняга никогда не видела в жизни доброты — естественно, что теократы стали для нее благодетелями. Ее использовали они, а теперь — лоанеи. Это было возмутительно, но сейчас Эйлия ничего сделать не могла.
Она попробовала рис с блюда, но обнаружила, что есть ей не хочется.
Остальное утро она бродила по замку сама по себе.
— Здесь всегда спят днем, — объяснила ей та же старая служанка, — и просыпаются вечером. Они, драконы, — создания ночи. Боюсь, госпожа, что до вечера вам придется самой себя развлекать. Сегодня ночью будет бал, как я понимаю — в вашу честь.
Замок действительно был величествен, очень напоминал Халмирион: мраморные палаты самых разных цветов, прекрасные изваяния в нишах, золотые канделябры размером с сажень — куда ни глянь. Помимо пиршественного зала и огромного тронного зала имелся еще и бальный зал с позолотой и фресками на стенах и оранжерея таких размеров, что гравийные дорожки вились, скрываясь, вокруг деревьев в кадках — все под стеклянным куполом. Эйлия нашла дверь во внутренний двор, куда выходило окно ее комнаты, двор, где был бассейн с золотыми рыбками, деревья и кусты роз. Жар от солнц обжигал шею дыханием кузнечного горна, когда Эйлия вышла на траву. Сад был недвижен. Даже карпы застыли в тени листьев кувшинок. Может быть, поэтому лоанеи предпочитали вести ночную жизнь: не из-за жутковатого пристрастия к темноте, а просто чтобы избежать гнетущей жары.
К вечеру, однако, тишина и пустота дворца стали вызывать беспокойство. Эйлия ушла в свою комнату и увидела, что здесь кто-то побывал: на столе стояли холодные закуски, а на кровати лежало красное шелковое кимоно и великолепное вечернее платье. Платье было цвета роз, вышитое на юбке и рукавах шелковыми цветами, отороченное у воротника, манжет и у подола кружевами тоньше инея. Эйлия приложила его к себе: вырез был на ее вкус слишком глубок. Предыдущая его владелица, очевидно, была шире в плечах, и руки у нее были длиннее, и подол явно был укорочен. Но в общем и целом оно неплохо подходило ей. А цвет очень Эйлии шел. Оглядевшись, она увидела пару розовых шлепанцев, также украшенных розетками, и примерила. Они подошли идеально: конечно, легко было, пока она спала, снять с ее ноги мерку. Но что-то было в этом почти магическое, и Эйлия, к собственному неудовольствию, ощутила какой-то дурацкий радостный трепет. Она быстро убрала все вещи и пошла в ванную.