Большая нефть - Елена Толстая

— Ну какой тут отдых с тремя сорванцами! — говорила она в сердцах. — И каждый норовит утопиться в море или потеряться на пляже.

— Ты, главное, с наперсточниками не играй, — посмеивался Илья Ильич. Он уже все решил и никаких возражений слушать не желал. Марта, хорошо зная мужа, даже и не пыталась что-то говорить против.

И вот они уехали, все четверо, и в квартире воцарилась тишина. Илья Ильич приходил в пустой дом, от скуки читал и рано ложился спать. Играл сам с собой в шахматы без особого успеха. Поглядывал на календарь — когда еще вернутся дорогие домашние… Но календарь утешал его мало. Время как будто остановилось.

В конце концов Авдеев пригласил к себе жильца. Думал — Ваню Листова, тот иногда гостевал у Авдеевых. («Мал еще — без мамки по свету шататься, — приговаривал Илья Ильич. — Ну и что, что скоро двадцать два исполнится! Все равно ведь мал!..») Но у Вани была серьезная любовь с одной из новоприбывших на перевоспитание девушек. Насчет ее прошлого Ваня не задумывался — что было, то миновало. А вот что она была красивая, веселая, ласковая… И как-то по-детски удивлялась Ваниной простоте. Авдеев тихо надеялся на то, что у Листова все сложится удачно. Предпосылки имелись.

Однако никакого смысла нет в жильце, который является домой только к ночи. То же одиночество. Поэтому Авдеев пригласил к себе молодого геолога, тоже мальчишку годами. Тот охотно согласился.

Геолог этот, помнилось Авдееву, пару лет назад попадал в неприятности с местными. Тогда еще старший лейтенант милиции Харитонов отличился своей «дружбой» с бандитами. Если бы не Векавищев — убили бы мальчишку почем зря. За девушку, конечно. «Глупо, но неотвратимо», — говорил в таких случаях Илья Ильич. Человеческую натуру не переделаешь.

Степан Самарин охотно принял приглашение. У него накопилась бумажная работа — нужно было систематизировать записи. Самарин обычно откладывал это дело до последнего, не любил возиться с бумажками. Но теперь Ухтомский требовал, чтобы документация была в полном порядке.

— В земле лопатой ковыряться может и неквалифицированный рабочий, каковым ты и являлся, — назидательно говорил Ухтомский. — Но теперь ты заканчиваешь университет. Ты инженер. И тебе по плечу работа, которая для людей без твоих знаний и квалификации представляется сплошным темным лесом. Поэтому изволь сесть и все как следует записать. Не забудь профиль местности рисовать. А то пишешь — болото, болото… Болото тоже разное. Понял?

— Да я же все на память помню, — оправдывался Степан. — Как напишу: «Точка 18.1258» — так сразу вся местность перед глазами встает, как живая.

— На память свою не полагайся! — прикрикнул Ухтомский. — По твоим записям потом люди работать будут. Ответственность осознавай. В общем, чтобы к концу недели все было задокументировано, как полагается.

Он выдал Степану три полевые книжки и карандаш.

Писать в палатке было невыносимо — все время возникали разные «отвлекающие факторы». Хотелось полевой работы, а не бумажной.

На квартире Авдеева все обстояло по-другому. Степан обложился книгами, выгреб из карманов кучу мятых клочков, на которых он делал заметки во время работы на точке, и приступил к «систематизации материала».

Как-то раз, в середине дня, он вдруг понял, что не может больше просто сидеть и писать. Что за жизнь!.. Зимой — университет, лекции, летом — опять сгибайся над книгой…

Он вышел на улицу. Бесцельно покружил, стараясь выбросить из головы все мысли… И вдруг подумал об Оксане.

Почему она солгала ему? Почему назвалась метеорологом? Оборудование якобы везла… И почему этот дядя Вася так грубо с ним обошелся?

Степану вдруг показалось, что он очутился в каком-то заколдованном круге. Варьку у него отобрали, теперь к Оксане не пускают… Надо, чтобы она сама ему сказала: мол, прости, парень, но ты мне не пара. С Варварой Степан здорово ошибся. Поверил записке. А откуда ему знать, что эту записку Варвара сама написала? Почерк девчоночий? Так мало ли девчонок… Любая могла так написать. Или же, как вариант, Глеб Царев заставил сестру. Нет уж. Теперь Степан и старше, и умнее. Теперь он только тогда поверит, когда девушка скажет ему «прощай», глядя прямо в глаза.

Он зашагал к дому Оксаны Ивлевой и постучал.

К его удивлению, за калитку вышел не дядя Вася, а какой-то незнакомый субъект, тощий, неприятный, с мятой физиономией.

— Куда, фраерок, собрался? — приветствовал субъект Степана.

— Не к тебе, — отрезал Степан. — Пусти. Я к Оксане.

Но субъект уже загородил ему дорогу и ухмыльнулся.

— А тебя здесь не ждут. Ты в курсе?

— Не тебе решать, ждут меня здесь или нет, — огрызнулся Степан и слегка подтолкнул типа. — Пропусти.

— Ой какой шустрый!.. — издевался тип. — А вот мне-то как раз и решать.

— Кто ты ей? — напустился на него Степан. — Брат или сват? Рожей не вышел!..

— Звать меня Дрын, — поведал субъект, и я ей больше, чем брат. Я — товарищ ее будущего мужа. Понял?

Степан едва не рассмеялся.

— Оксана выходит замуж за зека? Такая девушка — за… — Он покривил губы, даже не зная, какое слово подобрать. — Ой, да не смеши ты меня… Позови ее, слыхал?

Но Дрын больше не склонен был ни улыбаться, ни говорить по-доброму. Он набычился, надулся, глазки его загорелись.

— Ты че, не понял? — тихо, с угрозой проговорил Дрын. — Оксана твоя — воровская невеста. Еще раз придешь сюда, мы тебя на ножи поставим.

Оксана вышла, услышав голоса:

— Степан, уходи, — сказала она, до странного спокойная. — Я прошу тебя — уходи.

— Никуда я не уйду! — уперся Степан.

Теперь, по крайней мере, ситуация была ему ясна. Оксана за него беспокоится, вот и просит. А Дрын внаглую угрожает. Но что может какой-то Дрын? Он же мелкий уголовник…

Однако Оксана настаивала:

— Степушка, все правда. Я выхожу замуж… За кого укажут. А ты больше не приходи сюда.

И она скрылась в доме.

Дрын торжествовал и не скрывал этого:

— Все понял, голубь сизокрылый? Вали отсюда, пока ноги не выдернул.

Степан повернулся и медленно побрел прочь. Перед глазами у него плавала тьма. Ну как же так!.. Оксана — такая чистая, такая милая. Ей действительно учиться надо, а не замуж выходить за потасканного, побитого жизнью мужика, который отмотал срок и теперь желает супружеской ласки. И как так можно — чтобы принудить свободного человека, молодую женщину к подобному позору!..

Но она сказала «уходи»… Значит, даже не надеется.

В своих безнадежных странствиях Степан добрел до аэропорта и там завалился в буфет.

…Он возвращался к Авдееву, едва соображая, где находится и что делает. От него разило водкой. Бутерброды в буфете закончились раньше, чем водка. Ноги Степана заплетались, однако он четко выдерживал направление. Авдеев подобрал его на улице. Он беспокоился за квартиранта: обычно Степан не уходил на ночь глядя и не возвращался за полночь.