Русско-японская война. В начале всех бед - Анатолий Уткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То была жестокая сеча, и два холма переходили — в течение двух дней — из рук в руки. Время от времени русские ползли по фактически отвесным стенам, чтобы заменить мертвых товарищей. Иногда нервы не выдерживали, и матросы уходили с позиций. Третьяков отличался тем, что не считал это предательством, и «стенка» не была его ответом на трусость, проявленную в чрезвычайных условиях. Иногда он рукоприкладствовал, бил плоской стороной сабли, но прощал дезертиров и посылал провинившихся снова в бой. Он приказывал офицерам быть со своими людьми, он не склонял головы ни в каких обстоятельствах, он пользовался авторитетом. Однажды японцы повесили над сопкой свой флаг. «Идите, ребята и снимите его». И матросы по его слову лезли на вершину, где их часто ждала смерть.
Нескольких дней отчаянного штурма показали японцам, что прямолинейные действия не дадут нужного результата. После 30 ноября 1904 г. они полагались только на артиллерию. Сопку заволок густой дым от разрывов снарядов и поднятой пыли. Восстанавливать разрушенные окопы и траншеи было практически невозможно, мерзлая земля не поддавалась саперным лопаткам. У обороняющихся стали кончаться патроны. Забитые пылью, раскаленные от стрельбы стволы винтовок тоже становились непригодными. Все более популярными становились гранаты, которые делали здесь же, в городе. За день использовалось до 7000 гранат. Но защитников становилось все меньше. Здесь, далеко от родины, русские люди погибали с обычной самоотверженностью. Их смелость и патриотизм были им лучшим памятником. Часто единственным.
Японцы достигли грани иррациональности. Они гибли, штурмуя промерзший клочок земли с яростью одержимых. В эти дни погиб второй сын генерала Ноги, его любимец Ясусуке. Он нес сообщение в свой полк и был застрелен в голову. Когда об этом сообщили отцу, тот спросил только, сумел ли сын донести сообщение. «Я часто размышляю, как я буду просить прощения у Его Величества и у народа за такое число загубленных жизней». У тех покойников, которых японцы не могли кремировать, они вырезали «Адамово яблоко» и эта маленькая косточка («нодо-батоке» — «маленький Будда») высылалась родственникам.
Но вскоре ни японская, ни русская артиллерия не могли стрелять по высоте 203 из-за опасения убить своих. Ноги приказал Седьмой дивизии генерала Осеко оказать решающую помощь Первой дивизии. Солдаты клялись, что, либо возьмут высоту, либо не вернутся. Русские снайперы буквально расстреливали взбирающихся японцев, а моряки кинжалами приканчивали их. Так продолжалось довольно долго, прежде чем генералу Кодама сообщили, что злополучная высота взята. Но утром следующего дня он узнал, что русские восстановили свое владение высотой. Кодама бросил тарелку на пол и потребовал к себе Ноги. В кармане у Кодамы был приказ о смещении Ноги, но Кодама знал, что генерал сделает хара-кири, а Третья армия будет деморализована.
И все же отважные люди Третьякова подошли к грани, дальше которой держаться было невозможно. В глубоком рву, стоя с нательным крестом, полковник Третьяков созвал всех, способных нести оружие. Они взобрались с тыла на вершину холма для последней контратаки. Рядом падали товарищи, но они достигли вершины. Возможно, этого не нужно было делать — потеряв в очередной раз высоту, японцы окончательно обратились к артиллерии, тысяча выстрелов на протяжении следующего дня. Утром 1 декабря русские сверху бросали гранаты в потерявших уверенность японцев. И все же огонь одиннадцатидюймовых орудий стал гасить русскую доблесть. Почти все офицеры Третьякова были убиты, а сам он был тяжело ранен. В четыре часа дня 5 декабря 1904 г. на высоте живым остался лишь один офицер, и он просил о подкреплениях. Это были его последние слова. Телефон замолчал.
Кондратенко отдал приказ отойти.
Японцы предложили перемирие для сбора павших и помощи раненым. Они прибыли с саке, пивом и рисом. Чтобы не пасть лицом в грязь, русские пришли с кларетом, шампанским и пирожными. Три часа собирали покойников. В битве за этот холм погибли 14 тысяч японцев и 5 тысяч русских. Британский корреспондент Эллис Эшмид-Бартлет писал: «Эта гора была бы идеальным местом для мирной конференции. Со времен большого редута при Бородино мир не видел еще такого места, где столько мертвых лежало бы на таком небольшом пространстве. Лица молодых парней, которые сражались в первый и последний раз в своей жизни, тронули сердца даже самых опытных корреспондентов, которые уже долгие месяцы видели мертвых. Многие недели эти молодые люди шагали по дорогам, на которых лежали трупы погибших, зная, что их судьба будет такой же. На их лицах были все возможные виды тех эмоций, которые, как считается, должны воодушевлять молодых людей. В их лицах была решимость, обеспокоенность, и огромное удивление. Нет сомнения, что именно об этом они и думали, прежде чем стальной шторм не обрушился на них». Англичанин Сеппингс Райт о горе трупов на высоте 203: «Столь ужасного зрелища я никогда не видел».
Уже 6 декабря японцы установили на высоте 203 наблюдательный пункт, и огромные орудия заговорили с новой силой. В докладе адмиралу Того говорилось, что ни одно судно в порту не подало признаков жизни. «Представляется, что противник полностью оставил свой флот и предоставил его нам в качестве мишеней, даже не пытаясь его спасти». Пятисотфунтовые снаряды били по всем целям — начиная с кораблей и кончая госпиталями. В эти дни Стессель пытался договориться с Ноги не трогать военные госпитали, среди пациентов которых было много раненых японцев. Ответ генерала Ноги не отличался восточной уклончивостью: «Как все мы знаем, снаряды не всегда попадают в намеченные для них цели». Среди русских судов судьба пощадила эскадренный броненосец «Севастополь». Того был непреклонен, он требовал разрушения этого корабля и запрещал японским кораблям до этого возвращаться в свои гавани. Лишь потопив «Севастополь» можно было возвращаться для ремонта и подготовки к встрече флота Рожественского.
При помощи своих миноносцев «Севастополь» долго отбивал атаки японских торпедных катеров. В море при выходе из Порт-Артура стояли японские броненосцы, чтобы предотвратить самостоятельные действия «Севастополя». 120 торпед были выпущены по русскому кораблю, и все же русский гигант был жив. Судьба свершилась 2 января 1905 г., когда капитан фон Эссен вывел «Севастополь» в море. На нем были лишь 100 человек, вместо табельных 600. Открыв кингстоны, Эссен потопил корабль, посадив команду на шлюпки. В целом, во время атак на русские корабли два торпедных катера японцев были потоплены и шесть других повреждены. Доблестное поведение «Севастополя» показывало, сколь умело могут сражаться русские моряки.
Но общая судьба флота печальна. В преддверии встречи с Рожественским гибель русских кораблей была грозным знаком. Все миноносцы были посланы «на удачу» в открытое море, и всех их ждал грустный финал.
Адмирал Того решил осмотреть остатки флота, с которым прежде они сражались на равных в Желтом море. Вместе с генералом Ноги они взобрались на высоту 203. Ноги хотел въехать на коне, но он знал, что адмирал не жалует этих животных, и они поднялись пешком. Вокруг снег едва припорошил трупы погибших. Того убедился, что ни одно судно под Андреевским знаменем не может уже представлять собой угрозу японскому флоту. Только тогда Того телеграфировал в морской штаб, что портартурской эскадры русских больше не существует. Его самого вызвали в Токио для отчета нации.