История сионизма - Уолтер Лакер

с арабами, но что в этой области есть место для скептицизма. Бен-Гурион ответил на это: «Мы не должны поддаваться скептицизму. Надо верить, что мы достигнем соглашения с арабами уже завтра, — и действовать соответственно»[372].

Правда, в июне того же года Бен-Гурион написал в частном письме, что шансы договориться с арабами он оценивает как один к десяти: даже такие оптимисты, как он, подчас меняют свои взгляды неожиданным и коренным образом. Официальная политика Исполнительного комитета сионистской организации в 1920-е гг. состояла в воздержании от политических дискуссий с арабами; однако, как заметил в 1923 г. в своем дневнике полковник Киш, сионисты стремились «к сотрудничеству с сильной арабской партией на базе экономической кооперации, не затрагивая вопроса о политическом режиме»[373]. Но такой арабской партии не существовало, и едва ли она могла возникнуть в сложившихся обстоятельствах. Большинство сионистов недооценивали уровень политического самосознания арабов. В этом отношении комиссия Шоу была более реалистичной: она отметила, что арабские крестьяне и феллахи, вероятно, более политически грамотны, чем многие европейцы, и что их интерес к политике вполне практичен и персонален. В то время выходило не менее четырнадцати арабских газет, и в каждой деревне находился грамотный человек, способный читать вслух эти газеты односельчанам на собраниях: «В те долгие сезоны, когда работа на полях невозможна, у крестьян не находится другого занятия, кроме разговоров о политике. Довольно обычна ситуация, когда часть обращения к посетителям мечети по пятницам посвящают политическим проблемам»[374].

Сионисты были не правы, преуменьшая степень политической зрелости участников арабского национального движения и политическую эффективность этого движения. Будучи европейцами по воспитанию, сионисты привыкли оценивать национальные движения по стандартам Рисорджименто и Масарика (или, на худой конец, Пилсудского). Но не следовало рассчитывать всерьез, что национальное движение в отсталой стране окажется либеральным и демократическим. С гораздо большей вероятностью его облик будет формироваться под влиянием религиозного фанатизма и реакционной идеологии. Учитывая это, нельзя отрицать, что движение палестинских арабов и его противостояние сионизму были по своему характеру национальными. Оно включало в себя конфликт классовых интересов эфенди с крестьянством, однако не было лишено и чувства национальной солидарности, масштабы которого сионизм был склонен недооценивать.

В 1920-е гг. сионистское движение не предпринимало сколь-либо серьезных попыток оказать влияние на арабское общество. Арабский департамент был учрежден в Еврейском Агентстве лишь после долгих проволочек; долгое время публикация листовок на арабском языке оставалась привилегией коммунистов. Но трудно представить себе, даже задним числом, чтобы более усердные попытки просветить арабскую публику в отношении сионизма принесли какую-то пользу. В отношениях между евреями и арабами все было предельно ясно. И напряженность между этими двумя народами была вызвана отнюдь не турецким влиянием и не действиями британской администрации с ее политикой по принципу «разделяй и властвуй». Турков и британцев можно критиковать за многие недостатки, но ни их осознанные грехи, ни случайные упущения не имели решающего значения. Недооценив масштабы сопротивления арабов Декларации Бальфура, британцы могли только приветствовать любую инициативу сионистов по интеграции в арабский мир[375].

«БРИТ ШАЛОМ»

Члены организации «Брит Шалом» были чрезвычайно озабочены «арабской проблемой» и ее потенциальными последствиями. Эта группа, у которой были сторонники и за пределами Палестины, возникла в Иерусалиме в конце 1925 г., а ее истоки можно проследить еще в более далеком прошлом. Первый сигнал тревоги прозвучал из уст Иегуды Магнеса — американского раввина-реформатора, ставшего первым президентом Еврейского университета. Ему с самого начала не понравилась Декларация Бальфура. На собрании в Нью-Йорке в 1919 г. Магнес заявил, что мирная конференция не имеет права раздавать земли народам. Он опасался, что сионистов отныне станут считать агрессорами и оккупантами и что поддержка, которую они получили от империалистической державы, со временем превратится в тяжкое бремя[376].

Еще одним сторонником мнения, что у евреев нет исторических прав на Палестину и что единственным основанием для претензий на эту землю является их любовь к Сиону, был писатель и историк Ганс Кон. Еще в 1919 г. он обрушил критику на «шовинизм новых иммигрантов» и на их зависимость от британского империализма[377]. Схожие взгляды в начале 1920-х гг. выражал Роберт Вельтш, редактор «Еврейской хроники». Свое возмущение курсом сионистской политики высказывали и те, кто еще до I мировой войны требовал установления более тесных контактов с арабами: Калвариский, Раппин, Гуго Бергман и некоторые члены еврейской рабочей партии «Хапоэль Хацаир». Первоначально «Брит Шалом» была задумана как клуб для изучения арабо-еврейских отношений; лишь малая часть ее членов склонялась к активной политической деятельности. В те времена организация насчитывала не более сотни человек. Магнес поддерживал ее, но членом организации не являлся. Но в «Брит Шалом» входили многие университетские профессора — главным образом, из Центральной и Западной Европы. Критики организации с насмешкой отзывались обо «всех этих Артурах, Гуго и Гансах», называя их жалкими созданиями, лишенными палестинских корней.

Основная идея, которой руководствовались члены «Брит Шалом», состояла в том, что Палестина не должна быть ни исключительно еврейским, ни исключительно арабским государством. Ее следует превратить в двухнациональное государство, где евреи и арабы получат равные гражданские, политические и социальные права и где исчезнет деление на большинство и меньшинство. У каждого из этих двух народов должно быть свое автономное правление в том, что касается внутренних дел; однако евреи и арабы должны объединяться для достижения общих интересов[378]. «Брит Шалом» не пользовалась массовой поддержкой, и степень ее политического влияния была крайне мала. Философ Гуго Бергман позднее писал, что западный сионизм был, по сути, последней вспышкой гуманистически-националистического пламени в тот период, когда во всем мире торжествовал антигуманизм[379]. Примечательно, что среди членов «Брит Шалом» не было ни одного восточного еврея, а евреев восточноевропейского происхождения насчитывалось совсем немного. Однако истинной причиной неудачи этой организации было полное пренебрежение к ней со стороны арабов. «Что толку пытаться достичь соглашения между собой, — писал Раппин Магнесу, — если всем нам не с кем договариваться?»

После мятежей 1929 г. Магнес потребовал провести перестройку сионистской политики и сориентировать ее на пацифизм. Евреи не должны возвращаться в Палестину как завоеватели в традиции Иошуа Бен Нана. Покорять эту страну следует мирными средствами: упорным трудом, самопожертвованием и любовью. Магнес готов был даже отказаться от идеи еврейского большинства в Палестине (не говоря уже об идее еврейского государства), если арабы согласятся с тремя основными требованиями сионистов: иммиграцией, колонизацией и возрождением еврейской культуры[380]. Магнес писал об этом вскоре после жестоких нападений на еврейские общины Хеврона и Сафеда, и йишув не