Громкое дело - Лиза Марклунд

– Абонент недоступен, – сообщил он.

Анника прикусила губу. Это была не ее вина. Посыпать голову пеплом в такой ситуации означало принижать ее, необоснованно преувеличивать собственную значимость.

Фрида открыла дверь машины.

– Мы можем с таким же успехом зайти туда, – сказала она и показала на здание клуба, где также явно имелись бар и ресторан.

– У меня еще остался салат, – сообщила Анника быстро.

Фрида не удостоила ее взглядом.

– У них стоит система кондиционирования воздуха.

Солнце уже начало опускаться на запад. Было тяжело дышать из-за грозы. Анника сидела на лестнице перед шикарным зданием гольф-клуба, куда Карен Бликсен в свое время отказались впустить из-за ее принадлежности к слабому полу (по крайней мере, если верить фильму «Моя Африка» с Мерил Стрип).

Она поглядывала вдаль за парковку, наблюдала, как несколько темнокожих женщин носили мешки с мусором, в то время как мужчины-охранники стояли и отдыхали в тени.

«Woman is the nigger of the world»[43], – подумала она. Шюман и его серийный убийца были просто одним из многих примеров. Ей вспомнилось, как она сидела в редакционном автомобиле ранним субботним утром в июне на пути к месту массового убийства в Даларне и как фотограф Бертил Странд описал ситуацию: «Там младшего лейтенанта сорвало с катушек, и он перестрелял семь человек. Среди них, конечно, его девица, но остальные совершенно невиновны».

Она убрала волосы со лба. Стояла неимоверная духота.

Насколько был виноват тот, кто любил? Насколько была виновата она сама?

Халениус вышел на лестницу. У него снова побелели губы, глаза горели огнем. Она инстинктивно встала.

– Они прислали сообщение?

– Позвонили. Он просто метал громы и молнии.

– Из-за того, что я снимала?

– Из-за того, что мы не остановились перед Аль-Хабибом, как нам приказали. Он обвинил нас в нарушении соглашения и хочет начать переговоры заново. Я объяснил, что его сомалийские братья попытались перевернуть наш автомобиль и нам пришлось убраться оттуда ради спасения денег. Это ничуточки его не успокоило.

Он говорил сквозь сжатые зубы, злоба переполняла его, а по лицу струился пот.

– Извини, – сказала она.

Халениус всплеснул руками.

– Какого черта тебе понадобилось снимать?! – закричал он. – У тебя нет ни капельки соображения? Ты понимаешь, чем все могло закончиться?

Анника сглотнула комок в горле, но не собиралась плакать.

– Я не специально.

– Ты посадила нас в лужу. Нам надо на север.

Он пошел к машине. Фрида последовала за ним, в руке она держала копию счета.

– Там ужасное движение, – сказала она. – Дорога займет время.

– Куда нам теперь? – спросила Анника.

– В аэропорт Уилсон, – ответила Фрида за ее спиной.

Анника вопросительно посмотрела на Халениуса. Он повернулся к ней. Солнце придало его лицу красноватый оттенок.

– Нам надо в Либой, – объяснил он. – Злодей хотел, чтобы мы прилетели туда ночью, но я заставил его подумать здраво. Нам необходимо оказаться там завтра рано утром.

– Либой? – прошептала Анника.

Она увидела перед собой карту из Гугла, огромное пустынное пространство, выжженную солнцем землю.

– Туда нет никаких регулярных рейсов, – сказала Фрида. – Вам придется нанять частный самолет.

– Хотя у меня не осталось никаких денег, – прошептала Анника.

– У тебя все еще есть средства на моем счете, – возразила Фрида и села в машину.

Движение замерло. Стоявшие на обочине люди время от времени выплывали из темноты при свете автомобильных фар. Анника пыталась рассмотреть их лица за эти короткие мгновения, запомнить, как они выглядели.

Темнота заключила автомобиль в объятия так быстро, словно его накрыли одеялом. Отдельные огоньки мерцали где-то вдалеке. Теплый воздух проникал внутрь салона через открытое боковое окно, и в конце концов все переживания прошедшего дня дали знать о себе.

Она забралась с ногами на сиденье и заснула.

Она открыла глаза и уставилась на большого леопарда. Прошло несколько секунд, прежде чем до нее дошло, что перед ней статуя.

– Привет, – сказал Халениус и провел рукой по ее мокрым волосам. – Мы на месте.

Она села и огляделась, пытаясь различить что-то в окружавшей их темноте. Среди тропических растений кое-где пробивался свет. Он исходил из старинного дома со стеклянной верандой, представшего ее взору.

– Извини, – сказал Халениус. – Я зря взял тебя с собой.

– Где мы?

– В «Саду кофе» Карен Бликсен. На ее старой ферме, здесь отель сейчас. Я знаю Бонни, его владельца. Возьмешь мою сумку, а я позабочусь об этом?

Он показал на баулы с долларами.

– Где Фрида?

– Организует номера для нас, потом уедет домой.

Анника вышла из машины и резко остановилась на полушаге.

– Аэропорт! – сказала она. – Нам же надо нанять самолет!

– Все сделано, – успокоил ее Халениус и поставил сумки с деньгами на землю, их ручки заскрипели. – Мы договорились с одним знакомым Фриды.

Анника подняла сумку Халениуса. Она почти ничего не весила.

Они вошли в старый дом, который с таким же успехом мог находиться в Сёдерманланде или в Эстерлёне: темный паркет «елочкой» на полу, покрашенные в белый цвет стены, веранда с разноцветными стеклами.

– Карен Бликсен жила здесь? – прошептала Анника.

– Это, собственно, дом ее босса, но она жила здесь подолгу тоже, – сказал Халениус и исчез куда-то, повернув налево.

Воздух за окнами был сырой, там царила непроглядная тьма.

Она стояла посередине комнаты и таращилась на старинный клавесин у одной из стен. Его клавиши стали коричневыми от времени, как давно не чищенные зубы. Она протянула вперед руку, чтобы послушать, как он звучит, но остановила пальцы в воздухе в нескольких сантиметрах от инструмента. Хотела ли она, собственно, знать это? Могла ли даже предположить, какие мелодии прятались внутри? Может, там не было ничего, кроме криков и стенаний?

Халениус появился из внутренних помещений со старинным ключом в кулаке.

– Инструмент не работает, – сказал он, кивнув на клавесин. – И не принадлежал Карен, Бонни где-то раздобыл его.

Он схватил баулы с деньгами, покачнулся под их тяжестью, а потом вышел наружу и исчез в ночи. Анника согнула колени, взяла их сумки и последовала за ним по вымощенной камнями тропинке, петлявшей в темноте и кое-где освещаемой слабыми фонарями. Их окружали ночные звуки, которые она раньше слышала только в кино: кваканье, скрежет, некие подобия пения и бормотания, которые она не могла идентифицировать и объяснить. Казалось, темнота становилась все чернее вокруг них.