Королева Бедлама - Роберт МакКаммон

— Как? — удивился Хальцен, выпустив на подбородок струйку дыма.

Мэтью не ответил, потому что продолжал считать — на этот раз уже не расстояния между смыслами, но соображал, есть ли вообще вероятность успеха в решении этой проблемы. С чего начать? И как начать?

— Итак. — Это слово прозвучало в устах Грейтхауза неким предзнаменованием. — Она считает себя королевой Марией? И ждет послания от короля Вильгельма? — Он поскреб подбородок, уже соскучившийся по бритве. — Никому не хватило сердца ей сказать, что король Вильгельм покойник?

Мэтью уже сделал вывод:

— Я думаю, мы возьмемся за эту проблему, господа.

— А ну-ка, минутку! — вспыхнул Грейтхауз раньше, чем врачи успели ответить. — Я еще не дал согласия!

— Да? — обратил к нему взгляд Мэтью. — А что бы могло вам помешать?

— То… то, что сначала мы должны это обсудить, вот что!

— Джентльмены, если вы хотите вернуться с ответом утром, мы будем вам очень благодарны, — сказал Рэмсенделл. — Комнаты можно найти в «Постоянном друге», но должен сказать, что кормят лучше в столовой миссис де Пол.

— Вот я бы не отказался от очень большой кружки чего-нибудь очень крепкого, — буркнул Грейтхауз. Потом громче, Рэмсенделлу: — Наш гонорар — три кроны плюс издержки. Одна крона выплачивается при подписании соглашения.

Рэмсенделл поглядел на Хальцена, тот пожал плечами.

— Дорого, — ответил Рэмсенделл, — но я думаю, мы осилим — если ваши издержки будут разумными.

— Могут быть, могут и не быть — зависит от обстоятельств.

Грейтхауз, как понимал Мэтью, пытался разорвать сделку еще до того, как она будет заключена. Рыцарь клинков определенно побаивался тени безумия: это же такая штука, от которой не отбиться кулаками, пистолетом или рапирой.

Рэмсенделл кивнул:

— Мы доверяем вашему суждению. В конце концов, вы — профессионалы.

— Да. — Грейтхауз еще малость надувался, но Мэтью было ясно, что проблема гонорара урегулирована. — Это так.

Перед тем как выйти из комнаты, Мэтью остановился, снова оглядел богатую обстановку, элегантную мебель и картины. «Где муж этой женщины? — подумал он. — Вся эта комната говорит о больших деньгах. Чем они заработаны?»

Он еще раз глянул на группу итальянских масок, потом на неподвижный профиль женщины и подумал, что она тоже в маске — бездумной пустоты или истерзанной памяти.

«Молодой человек! Прибыл ли уже ответ короля?»

— Доброй вам ночи, — сказал Мэтью безмолвной Королеве Бедлама и вышел в двери вслед за прочими.

— Мое мнение, — сказал Хадсон Грейтхауз, нарушив наконец получасовое молчание, — что сделать этого нельзя, что бы ты там ни думал. У меня, знаешь, в этой профессии опыта чуть-чуть побольше.

Мэтью оставил замечание без ответа. Они с Грейтхаузом ехали по Филадельфийской дороге в Нью-Йорк — по часам Мэтью было начало одиннадцатого. Проглядывающее из серых туч солнце поблескивало на листве деревьев и в лужицах на дороге. Из Уэстервика Мэтью и Грейтхауз уехали утром, после встречи с докторами за завтраком в столовой миссис де Пол. Ночью, под грохот грозы и шум дождя, лупящего в ставни окон «Надежного друга», Мэтью с Грейтхаузом спорили о шансах на успешное установление личности Королевы. Грейтхауз говорил, что миссис Герральд сочтет это проигранным делом, а Мэтью твердил, что ни одно дело не проиграно, пока от него не отступились. Поняв наконец, что Мэтью не сойдет с этой позиции, Грейтхауз пожал плечами, сказал: «Ну, сам будешь отдуваться», и взял к себе в комнату бутылку рома. Мэтью какое-то время послушал завывания бури, выпил еще чашку имбирного чая и пошел к себе, покручивая в голове связи этого причудливого пятиугольника, пока наконец за полночь сон не сжалился над ним и не прервал бесплодные размышления.

— И с чего ты решил это дело начать? — спросил Грейтхауз, ехавший рядом с Мэтью. — Идея хотя бы у тебя есть?

— Есть.

— Я внимательно слушаю.

— Филадельфия. — Мэтью пустил Данте в обход лужи, похожей на болото, готовое поглотить лошадь и всадника. — Конкретнее, с конторы Икабода Примма.

— Нет, правда? — Грейтхауз сухо и резко рассмеялся. — Вот наши клиенты рады-то будут! Ты не слышал, как они предупредили, что Примм ничего не должен об этом знать?

— Я тоже слушаю внимательно, но не думаю, что мистер Примм… — Он замолчал, подыскивая слова.

— Имеет должные полномочия? — подсказал Грейтхауз.

— Именно. Если клиент Примма так небезразличен к благоденствию этой леди, он не станет ее оттуда забирать, чем бы ни грозился сам Примм. Куда еще ее отправить, где с ней будут обращаться столь по-королевски? Клиенту Примма нужно две вещи: чтобы эта леди была скрыта и чтобы была защищена.

— Не думаю, что доктора такое бы одобрили.

— А разве им обязательно об этом знать?

Грейтхауз на время затих. Солнце пробивалось уже под полог леса, влажный воздух теплел.

— Все это дело с душком, как по мне, — начал снова Грейтхауз. — Эти сумасшедшие, разгуливающие без кандалов. Вся эта дурацкая чушь насчет ментальных расстройств и сумеречных состояний. Знаешь, что бы со мной сделал мой отец, впади я в такое вот дурацкое «сумеречное состояние»? Разбудил бы хорошим кнутом, вот что. Вот так и надо со всеми там, а не носиться с ними, как с незабудками.

— Я так понял, — сухо ответил Мэтью, — что Джейкобу вы бы выписали лечение кнутом?

— Не надо, ты меня понял. Назовем попросту психа психом, и хватит!

— Не сомневаюсь, что в сумасшедших домах Англии полно так называемых врачей, которые с вами согласились бы. С другой стороны, у них нет необходимости в наших услугах. — Мэтью бросил взгляд, чтобы оценить выражение лица Грейтхауза, которое было весьма суровым, и снова стал смотреть на дорогу. — А Рэмсенделл и Хальцен хотят своим пациентам помочь — вам не кажется, что это достойно восхищения?

— Мне кажется, что это идиотизм, и не надо было нам сюда ехать. Людям с умственным расстройством помочь нельзя.

— Ага, значит, с умственным расстройством?

— Именно так, и не надо острить. У меня был дядя со стороны матери, у которого было умственное расстройство. В пятьдесят лет от роду любил сидеть где придется и строгать деревянных лошадок. Однажды посадил меня перед собой и стал рассказывать, что видел у себя в саду гномов. И ведь отставной военный, кавалерийский капитан! Знаешь, ты мне напоминаешь его в одном смысле.

— В каком?

— Он все время играл в шахматы. Сам с собой. Расставлял фигуры и играл за обе стороны, и все время сам с собой разговаривал.

— Подумать только, — сказал Мэтью и бросил на Грейтхауза косой взгляд.

— Ладно. Допустим, поедешь ты в Филадельфию, найдешь там этого типа Примма. А нет такого закона, чтобы он должен был тебе сказать, кто эта женщина. И выкинет он тебя к твоим ментальным расстройствам — что тогда делать будешь? — Мэтью не ответил, и Грейтхауз продолжил: — Пойдешь по улице, хватая прохожих за ворот? Дескать, не знаете ли вы такую седовласую даму, которая думает, что она — королева Мария, и сидит в дурдоме, ожидая послания от короля Вильгельма? Представляю себе, как квакеры поведут к себе в сумасшедший дом нового жильца. Причем я даже не говорю, что Филадельфия больше Нью-Йорка. Если ты захочешь поговорить там с каждым, мы с тобой увидимся, только когда у тебя борода отрастет до пят.