Ястреб на перчатке - Александр Рау

Арбалетчики мятежников дали залп, убедились в надежности защиты неприятеля и затихли, сберегая стрелы. Сквозь прорезь забрала Блас видел, как приближается стена телег, ощетинившаяся копьями и арбалетами. Их ждали, ждали и боялись.

Подойти вплотную, а там крепкие доспехи и воинская выучка гвардии сломят упавших духом наемников-скайцев и деревенщин Кардеса.

Несколько телег вдруг отодвинулись, образуя щели-ворота.

Сдаются? Нет.

Пикейщики расступились, давая дорогу трем неуклюжим устройствам. Две оси — поменьше, чем от телеги, — соединенные широкой перекладиной на которой в колыбели из выдолбленного ствола дерева лежала железная труба, закрытая и широкая на одном конце. Лейтенант знал, что такие используют на военных кораблях…

Мятежники были очень близко. Что они задумали?

Высокий безоружный старик в длиннополом одеянии вставил в трубу длинную бечевку.

Наверное, фитиль, сказал сам себе Блас, стараясь держать большой щит ровно, второй рукой он сжимал короткую секиру.

То же самое сделала обслуга двух других труб.

Гвардейцы ускорили шаг. Сейчас…

Старик что-то прокричал и… поднес факел к бечеве.

Вспышка. Язык пламени лизнул гвардейцев, забираясь за щиты. Бласу повезло, его не задело, но вот соседей справа…

Их крики лейтенант запомнил на всю жизнь. Опытные бойцы, прошедшие не одну кампанию, бросали оружие, щиты, бежали, падали, катались по земле, царапали закованное в железо тело, тщетно пытаясь сорвать доспехи. Адское пламя не затухало, жгло все: кожу, дерево, человеческую плоть, щадило лишь металл.

Строй сломался, раскрылся, арбалетчики мятежников не упустили свой шанс. Били в упор.

В щит Бласа ударилось несколько стрел, он с ужасом увидел, как пикейщики расступаются, отодвигают телеги, выпуская на них уцелевшую конницу.

— Гийом! Ты нужен там! Я веду в бой всех. Гвардию сейчас перебьют! — Агриппа д'Обинье рванул маршальский меч из ножен.

К черту правила! Он не может больше равнодушно смотреть, как гибнут его люди. В бой, лично, как простой рыцарь. Если Гийом сейчас скажет хоть слово против — он убьет его.

Маршальский клинок вдоволь напился крови. «Короли» успели на помощь спешенной избиваемой гвардии. Все смешалось. Не было ни строя, ни единого командира. Рядом бились и пешие, и конные рыцари.

Вперед! Вперед — на острия пик, забыв о смерти, летящей на наконечниках стрел. Меч взлетает и падает, рубя головы, шеи, плечи, отбивая встречные удары.

Пусть падают товарищи, потери считать будем после. Главное — победить! Пробить строй пикейщиков, разорвать алебардщиков и стрелков.

Вот Гийом, проклятый чернокнижник, бьет молниями адские машины. Высокий зеленый стрелок встает на повозку во весь рост и, не таясь, бьет по нему из лука. С немыслимой скоростью. Маг падает, но и стрелка уже нет в живых — что-то снесло ему голову. Тело стоит, а головы нет.

Рыцарь-еретик. Кричит: «Ла Клава». Свалить, ударить. Еще и еще. Пока не упадет. Втоптать, давя стальным каблуком лицо.

Подхватить товарища, которому вогнали спису в грудь. Подхватить, чтобы бросить. Мертвые не должны мешать живым. Убить!

Отбросили, атакуем вновь. Вверх по валу из трупов, которые цепляют тебя мертвыми руками и оружием. Опять и опять. Пешие, конные, все равно. Убить.

Отступают?! Как?! Кто приказал?!

— Монсеньор! — Кто-то тянет Агриппу за плечи. Внезапно куда-то уходят сила и злоба, руки становятся мягкими и слабыми.

— Хорошо, отходим.

Мятежники не преследуют и не бьют в спину. Они тоже устали убивать.

Закат над полем багровый, цвета крови.

Риккардо де Вега внимал командирам. Он постарел за эти дни, этот молодой и самонадеянный граф. Когда-то, в уже ставшем немыслимо далеким прошлом — еще были живы Санчо, Боскан, Ла Клава и Кундера — Риккардо надеялся так же легко сломить войско Агриппы д'Обинье, как и ополчение вильенцев и саттинцев. Но Ведьмин лес не стал второй Дайкой.

В голове одна мысль — это конец. Друзья погибли.

Все. Один за другим. А он остался жив. Войско — его не существовало, оно истекло кровью, что застыла темным кармином на холодной земле. Словно земля отказывалась ее впитывать, принимать, до предела насытившись жизнями тех, кто погиб на этом проклятом поле. Но нужно внимать совету, слушать, думать, отвлечься от себя, ведь он вождь. Тяжела диадема власти. Так и хочется крикнуть: «Санчо, возьми ее обратно!» Хоть и знаешь: нет больше Карла. Хочется, но нельзя. Ты здесь в ответе за всех и все.

— Граф Риккардо, в строю осталось тысяча двести бойцов. Стрел мало, оружие ломается, но мы выстоим. — Это командир кардесцев и паасинов.

Они не ропщут, верят в любимого графа, честно блюдут данную клятву верности.

— Лошади уже третий день не кормлены, завтра они будут плестись по полю, как осенние мухи. — Франческо, старый рыцарь, воевал еще вместе с его отцом.

— Граф-ф де Вега, драться завтра — смысл нет. Сольдат устать, мы потерять половина копий. — Ханрик, скайский кондотьер, уже открыто заявляет о том, что готов сдаться королю. Хоть и видел пленных рыцарей, повешенных Агриппой.

— Раненых так много, что врачей не хватает, лекарства уже закончились. — Главный лекарь Осбена, волей судьбы ставший полевым хирургом.

Свет костра выделяет из ночной тьмы фигуру графа, сидящего на большом скайском барабане. Франческо, как и другие участники совета, отступил назад. Во тьму, спрятавшись, ожидая его ответа.

Вега не отрываясь смотрел на огонь, гладкий лоб прорезали глубокие морщины, кожа посерела, лишь глаза горят нездоровым блеском.

— Не волнуйтесь, командиры, — граф резко встал, его шатало от усталости, — завтра война закончится. Поверьте мне. Будет так, как я сказал. А теперь, прошу, дайте вздремнуть до рассвета. День грядущий будет тяжелым.

Утро. Холодно. Риккардо де Вега — граф Кардес — бредет по полю. Ночью выпал снег, превратив груды тел в сугробы, невинно замаскировал побоище. Но все равно наступать приходится на тела.

Видно, что некоторые погибли от холода. Раненые, о которых забыли, которых приняли за мертвых или просто не смогли вытащить под градом стрел. Вот они и замерзли ночью.

Лошадиное ржание. Тихое и отчаянное.

Риккардо сделал пару шагов вправо. Жеребец с вспоротым брюхом, так похожий на его Красавчика, мучился со вчерашнего дня, чудом перенеся ночь-пытку.

Граф добил его одним ударом. Заколол в сердце. Жеребец не сопротивлялся. Убивать животных труднее. Они ни в чем не виноваты, но боль в их глазах такая же, как у людей.

Лагерь Агриппы все ближе. Его уже заметили. Трудно не заметить человека в алом плаще и с алым плюмажем на шлеме, снятом с покойного Боскана.