Секретная битва - Андрей Семенов

— Как же он попадет на Лубянку? Его хлопнут. Если не при переходе линии фронта, то в прифронтовой полосе! Никто не станет с ним возиться и переправлять его в тыл.

— Единственно, что ему нужно знать, это — «НКВД СССР, Четвертое управление». Будет доставлен как миленький. И он, и твои микрофильмы. У нас система налажена.

— А его не расстреляют? — обеспокоился Штейн.

— Вообще-то могут, — согласился Рукомойников. — Зато пленки будут доставлены по назначению. Ладно, давай заканчивать. Сейчас твои орлы очухаются.

— Что ты с ними сделал?

— Не переживай. Живы они, здоровы. Вот только будут чувствовать себя как с глубокого похмелья. Ступай, тебе пора возвращаться в посольство, мистер Штейн.

— Паша, у меня к тебе последнее дело.

— Говори.

— Раз все так серьезно и работы по созданию атомной бомбы ведутся и у нас, и у них, го этот Рикард не должен попасть за океан.

Рукомойников улыбнулся:

— Я понял.

— Нет, ты не понял. У меня на руках документы на него. Ему уже два месяца назад предоставили гражданство, и Даллес настойчиво требует от меня его переправки в Штаты.

— Я понял, не волнуйся. Забудь про Рикарда.

— Как — «забудь»?

— Навсегда. Считай, что его больше нет.

— Тогда последний вопрос, — замялся Штейн.

— Давай, — кивнул Рукомойников. — Но только последний.

— Как там Головин?

Рукомойников понимающе улыбнулся:

— Старая любовь не ржавеет?

— Не в этом дело…

— Да в порядке твой Головин, в порядке. Что ему, черту лысому, сделается?

— А как он?..

— И это в порядке, — понял его Паша. — Не бойся его. Живи и работай спокойно. Он не пустит погоню за тобой. Занимайся Даллесом. Интересный дядечка. Перспективный.

27 апреля 1942 года.

Н-ский аэродром, Московская область

Головин ехал на аэродром, держа на коленях толстую папку с «Оперативным планом обороны Курского выступа». План был самый подлинный — девяносто шестой пробы. На нем была точно отражена конфигурация линии фронта, были верно указаны номера немецких частей и соединений и номера частей и соединений Красной Армии. Больше того, были даже указаны точные районы развертывания советских войск и фамилии командиров. Авиаразведка немцев могла подтвердить точное совпадение линий окопов, траншей, противотанковых рвов и надолбов с теми, что указаны в плане. Войсковая разведка немцев, опираясь на показания захваченных «языков» и данные визуального наблюдения, подтвердила бы совпадение номеров частей, стоящих на фронте, и фамилий командиров с теми, которые были указаны в Оперативном плане. Весь план был составлен так, чтобы в нем все было точно и достоверно.

Одна только небольшая неточность была в этом плане, которую невозможно было перепроверить ни с воздуха, ни с земли. Количество мин, которое предполагалось установить на грунт, было указано в тридцать раз меньше того, что было реально запланировано, и места установки, а значит, и направления вероятного удара противника были указаны совсем не те, что наметило советское командование. То, что общая протяженность траншей и ходов сообщения была приуменьшена на три тысячи километров и количество размотанной колючей проволоки указывалось раза в четыре меньше реального, — это уже были мелочи. Поди проверь. В целом весь план со всеми приложениями неизбежно должен был создать у немцев твердое убеждение в том, что им в очередной раз удастся провести успешную операцию на окружение советских войск.

Несколько неприятных и тревожных минут пришлось пережить Головину час назад при утверждении этого «плана».

Когда в назначенный час Головин явился к Василевскому, выяснилось, что не хватает самого главного — подписи Сталина на плане.

— Пойдете вместе со мной, — сказал Василевский. — Я докладывал Иосифу Виссарионовичу ваше предложение. Товарищ Сталин хочет лично уточнить детали.

Они были последними, кого принял Сталин до того, как поехал в Кунцево отдыхать.

Светало. Ранние лучи играли на зубцах кремлевской стены.

В приемной уже никого не было, кроме Поскребышева и двух адъютантов. Все наркомы и генералы, побывав на приеме у товарища Сталина, разъехались по своим штабам и наркоматам, чтобы неукоснительно выполнить предначертанное мудростью вождя.

В кабинете был полумрак. Наглухо закрытые плотные шторы не пропускали свет. Неяркая лампа с зеленым абажуром на столе Верховного освещала лишь небольшое пространство вокруг себя.

Когда они вошли, Иосиф Виссарионович поднял голову от бумаг. Освещенными остались только блестящие пуговицы на кителе и маленькая звездочка Героя Социалистического Труда на красной ленточке. На погоны и лицо вождя падала тень, и нельзя было увидеть, как сильно устал Сталин за последние сутки. Головин поймал себя на мысли, что, пожалуй, никто в целой стране не подумал о том, что товарищ Сталин — это не только вождь и учитель, не только светоч мысли, организатор и вдохновитель наших побед, но, прежде всего, шестидесятитрехлетний старик, которому невероятно тяжело работать сутками напролет, решая тысячи и десятки тысяч больших и мелких вопросов.

Головин подумал так и… по-человечески пожалел этого старого человека в кителе.

— Проходите, товарищи, — Сталин показал рукой на стулья, стоящие рядом с его столом. — Докладывайте, товарищ Василевский.

Василевский кратко, даже скупо, видимо, не в первый раз, доложил о том, что Генеральный штаб считает, что наиболее вероятным местом нанесения удара немцами на летнюю кампанию сорок третьего года станет Орловско-Курский выступ. Генеральный штаб планирует меры по организации обороны в районе выступа, отражению наступления немцев и переходу в крупномасштабное контрнаступление на большую глубину с решающими последствиями.

Сталин слушал молча и, казалось, был согласен с начальником Генерального штаба.

— А что, если немцы не нанесут свой удар, а приготовятся к активной обороне? — спросил он.

— Мы в Генеральном штабе рассматривали такой вариант и отклонили его. Данные войсковой и агентурной разведки также подтверждают наше предположение о планах Гитлера на летнюю кампанию — нанесение удара в Орловско-Курский выступ.

— Откуда такая уверенность? — Сталин поморщился. — Вы думаете, у немцев нет разведки? Они обнаружат нашу мощную линию обороны и три раза подумают, атаковать ее или нет.

— На этот случай, товарищ Сталин… — начал Василевский, но Верховный перебил его:

— Знаю. Докладывайте, товарищ Головин.

Головин встал, подробно и дельно доложил Верховному свой план дезинформации немцев. Сталин не перебивал.