Рагана - Анита Феверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сауле и Перкунас отошли от меня и яростно зашептались о чем-то, пока я кусала губы и переводила растерянный взгляд с одного парня на другого. Да не хочу я! Не хочу – так. Какие бы чувства они ни будили во мне, но против воли, не спросив мнения – не хочу. Но и без них я не смогу стать Стражем, нарушу обещание и подведу всех…
Перкунас грозно воззрился на меня сверху вниз, когда я робко подошла чуть ближе. За его спиной гудел и рассыпал искры белый зигзаг молнии. Густая пшеничная борода закрывала половину лица бога, но глаза его не были равнодушными.
Я глубоко вздохнула и прошептала имя.
Бесконечно долгое мгновение Небесный Кузнец смотрел на меня, и под тяжестью его взгляда я чувствовала, как медленно погружаюсь в землю. Мне хотелось втянуть голову в плечи, пасть ниц и с мольбой просить забыть глупые слова, но... Я не из тех, кто отступает на последнем шаге, пройдя огромный путь. И взгляд Перкунаса изменился, потеплел и наполнился человечностью. Ощущение давящей тяжести ушло. Бог усмехнулся в светлую бороду, отчего вокруг его глаз собралась сетка мелких морщин. Готова поклясться, что еще секунду назад он выглядел куда моложе – сейчас Перкунас, скорее, напомнил этакого почтенного отца семейства. Ну а я оказалась главной шкодницей.
- Не побоишься своего решения? – спросил-прогрохотал бог.
Я только помотала головой. Другого выбора я сделать просто не могла. А этот – устроил бы всех.
- Ну что ж, – Перкунас обернулся и грозно глянул на жену. – Вижу, что не ошиблась ты с выбором Стража – или Стражницы, что вернее. Головастая девка и упрямая. То, что надо, чтобы не выпускать одних и не впускать других. Пусть так оно и будет – отныне и пока три царства не разрушатся, не оставив после себя даже пыльной памяти!
Молния за спиной Перкунаса затрещала злее, начала шириться и расти. В ее сиянии скрылись сначала боги, а потом полоса белого света дошла до меня. Я ослепла, оглохла и совершенно потеряла представление, где нахожусь и главное, сколько времени я в этом месте провела. Но, когда я снова открыла глаза, надо мной был знакомый потолок с подвешенными пучками сушеных трав. С трудом встав с пола, я на негнущихся ногах доковыляла до окна и хмыкнула довольно, увидев за окном серые деревья с ветками-клювами.
* * *
Я вышла на крыльцо с любимой чашкой, расписанной мухоморами. Отхлебнула травяного настоя, пахнущего летним лугом, закусила сахарным сухариком. Не спеша принялась жевать лакомство, прихлебывая чаек и скользя взглядом по молчаливым серым стволам с наростами кап. Они больше не казались мне пугающими или опасными.
Где-то там, в глубине Рощи, текла огненная река, стремясь к Чернице. Но на полпути, всегда неуловимо для глаза, пламя сменялось чистейшей водой, такой прозрачной, что только по ряби на поверхности можно было понять, что русло не пустое. Водица та была мертвой: ничего в ней не водилось, ни одной, даже захудалой, рыбешки было не сыскать. И берега у той реки были черные, будто выжженные. В обе стороны все было видать, не спрятаться, не укрыться.
Водой из этой реки можно было лечить навьих тварей. Те, что позлобней, сами выползали на берег испить целебной влаги, а иные – которые и в Яви не стремятся человека порвать – приходили за помощью ко мне. Оказалось, что сила лаум не только людей может исцелять, но и навий. Не тех, древних, живущих одной только ненавистью, вроде пущевиков, а тех, что привыкли бок о бок с людьми жить, как русалки и лешие.
От деревьев отделился темный силуэт и стал приближаться широкими скачками. Его черты все время немного изменялись, и когда существо попало в полосу света, холодный белый луч высветил спутанный клубок шевелящихся корней, составляющих его тело. В сплетении, образующем морду, тускло блеснули зеленые огоньки глаз. Каждый шаг существа сопровождался потрескиванием, похожим на то, как трутся друг о друга змеиные чешуйки. Я улыбнулась и тихо свистнула, подзывая лесного гостя. Он потрусил быстрее, перешел на тяжелый неуклюжий бег и одним прыжком преодолел последние шаги, прыгнув прямо на меня.
Я едва успела отставить кружку и подхватить пушистую тушку, с радостным мявом упавшую мне в руки. Одуванчик громко мурлыкал, рассказывая, как хорошо он сегодня поохотился, а я благосклонно кивала и в нужных местах хмурилась, подумывая, не запретить ли питомцу шляться где ни попадя. Потом вспоминала, как он выглядит на самом деле, успокаивалась и слушала дальше.
Из двери за моей спиной, которую я не удосужилась закрыть, донесся перезвон ветряных колокольчиков. Здесь прятаться мне было не от кого: даже безымянные твари с черепом вместо лица старались обходить мою избушку стороной, предпочитая не трогать ту, на ком лежала печать сразу двух светлых богов. Я со вздохом ссадила кота на ступеньки.
- Пора мне, дружище. Очередной добрый молодец рвется в Навь за чьей-то душой. Ох, и устроили же проходной двор, пора как-нибудь понадежнее их отваживать. Посылать туда, не знаю куда, за тем, не знаю чем, например. Как думаешь, долго проходят?
Одуванчик взвыл совсем не по-кошачьи кровожадно, явственно показывая, что он бы этих молодцев… Но мое настроение сегодня было более миролюбивым, так что я лишь набросила излюбленную личину и вошла в дом. Пока я проходила его насквозь, до двери в противоположной стене, облик избушки стремительно менялся: утренняя каша в котелке потемнела и покрылась плесенью, печь пошла трещинами и наполовину обрушилась, повсюду провисли бороды паутины, а книги и свитки с полок исчезли. Распахнув повисшую на одном гвозде створку, я вышла уже костеногой старухой, подозрительно водящей из стороны в сторону огромным носом, загнутым книзу. Нос был моей особой гордостью. Сауле, помнится, от души посмеялась, когда я ей показалась в первый раз.
Но, увидев, кто явился к моему порогу, я хихикнула и сбросила личину прежде, чем гость попросил меня об этом.
- Заходи, – махнула я Совию разворачиваясь. – Пирожка отпусти погулять, он тут уже лучше нас с тобой лес знает. А если что, листины приглядят.
Дейвас пошел за мной, пригнувшись, чтобы не стукнуться лбом о притолоку. Едва за нами закрылась дверь, а дом обрел свой привычный вид, как он притянул меня к себе и ласково пробежался мозолистыми пальцами по шее, пробудив