Путешественник. Том 2. Сокровища поднебесной - Гэри Дженнингс

Музыканты собрались у помоста в центре площади и терзали множество каких-то инструментов — флейты из тростника, ручные барабаны, деревянные трубки, струнные инструменты. Среди всей этой какофонии, состоявшей из визга струн, звона и треска, действительно приятные ноты издавал только один инструмент — похожий на лютню, с длинной шеей и телом, напоминающим тыкву; у него были три металлические струны, на которых музыкант играл указательным пальцем. Зрители-индусы возбужденно толкались рядом, но вид у них был отнюдь не радостный. Скорее они выглядели терпеливыми и опечаленными звуками музыки.

— То, что музыканты сейчас играют, — пояснила Тофаа, — называется kudakuttu — танец Кришны с горшком, в его основе лежит древняя песня пастухов коров, которую они поют во время дойки.

— Ну что же, если бы я сам хорошенько подумал, то, пожалуй, мог бы догадаться.

— И тут появляется красивая девушка nach. Давайте постоим и понаблюдаем, как она исполняет танец Кришны с горшком.

До черноты смуглая плотная женщина, возможно, и красивая по канонам индусской красоты, с которыми меня ознакомила Тофаа, по существу, сама недалеко ушла от млекопитающего, которому посвятила свой танец. Она тяжелой походкой взошла на помост, неся с собой большой глиняный горшок, символизирующий, насколько я понял, горшок с молоком Кришны, и начала принимать различные позы. Она ставила горшок то на один изгиб руки, то на другой, опускала его на голову, время от времени широко расставляя ноги, очевидно, очищая помост от муравьев.

Тофаа по секрету сообщила мне:

— Люди, которые поклоняются Кришне, — самая жизнерадостная и беззаботная из всех сект индусов. Многие осуждают их за то, что они предпочитают живое веселье целительному спокойствию медитации. Но, насколько вы можете видеть, они изображают беззаботного Кришну, заявляя, что радость жизни приводит к счастью, а счастье дарует безмятежность, которая, в свою очередь, дает мудрость, ну а всё вместе это образует единство души. Вот что выражает танец с горшком.

— Очень интересно. А когда она начнет?

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду танец. Когда она начнет танцевать?

— Но это и есть танец!

Мы продолжили идти по площади — Тофаа казалась раздосадованной, да и я был не слишком сдержан — через толпу почти до оцепенения угрюмых участников праздника к воротам дворца. Пайцза Хубилая из слоновой кости висела у меня на груди, Тофаа объяснила двум стражникам у ворот, что она собой представляет. Оба были одеты в не слишком-то воинственного вида дхоти и держали свои пики под каким-то непонятным углом. Стражники в ответ лишь неопределенно пожали плечами, словно не знали, пропустить нас или взять на себя труд выгнать прочь. Мы пересекли пыльный двор и вошли во дворец, который был, по крайней мере, роскошным сооружением из камня, а не убогим строением из глины и навоза, как почти все остальные здания в Кумбаконане.

Нас встретил управляющий — наверняка высокого ранга, поскольку на нем был чистый дхоти, — он был потрясен видом моей пайцзы, тем более что Тофаа объяснила ему, что это такое. Управляющий распростерся ниц, прижавшись к полу лицом, а затем принялся перемещаться, словно краб. Тофаа сказала, что мы должны следовать за ним. Вскоре мы оказались в тронном зале. Для того чтобы описать вам богатство и великолепие этого зала, я скажу лишь, что все четыре ножки трона стояли в супницах, полных масла, чтобы местные змеи kaja не смогли заползти на сиденье, а белые муравьи не сгрызли и не уничтожили его целиком. Управляющий сделал нам знак подождать и поспешил в другую дверь.

— Почему этот человек ходит чуть ли не на своем животе? — спросил я Тофаа.

— Он должен выказывать уважение в присутствии тех, кто выше него. Мы тоже должны так делать, когда раджа присоединится к нам. Не обязательно падать на пол, но следует держаться так, чтобы ваша голова не была выше, чем его. Я толкну вас локтем в нужный момент.

И тут с полдюжины мужчин вошли в комнату, выстроились в ряд и принялись невозмутимо нас разглядывать. Они просто не поддавались описанию, как и те люди, которые участвовали в празднике на площади, но были выряжены в великолепные, расшитые золотом дхоти. Их торсы даже прикрывали тонкие блузы, а на головах были почти что правильно повязанные тюрбаны. Впервые за все время пребывания в Индии я подумал, что встретил каких-то людей, принадлежавших к высшему классу, возможно, к свите министров раджи. Поэтому я начал было свою приветственную речь, обратился ко всем как к уважаемым синьорам и хотел представиться.

— Тихо, — сказала Тофаа, дергая меня за рукав. — Это всего лишь те, кто выкрикивает, и те, кто восхваляет.

Прежде чем я смог спросить, что это означает, в дверях произошло движение и в зал в сопровождении группы придворных церемонно вошел раджа. Тотчас же все шестеро тех, кто выкрикивает и восхваляет, завопили — хотите верьте, хотите нет, но сделали они это в унисон.

— Все приветствуют его величество махараджираджу Радж Раджешвар Нарендра Карни Шриомани Саваи джа махараджу шри Ганга миазам сингхи джа Бахадура!

Позже я заставил Тофаа повторить все это для меня, медленно и четко, чтобы я мог все это правильно записать — не только потому, что этот титул был столь удивительно грандиозным, а еще и потому, что он показался мне слишком нелепым для такого маленького, черного, старого, лысого, пузатого и намазанного маслом индуса.

Похоже, на какое-то время он поставил в тупик даже Тофаа. Однако, преодолев замешательство, она толкнула меня локтем и преклонила колени — а поскольку моя спутница была крупной женщиной, то обнаружила, что, даже стоя на коленях, она все-таки чуть выше маленького раджи, поэтому Тофаа склонилась еще ниже, в совсем уж унизительном поклоне, и неуверенно начала:

— Ваше величество… махараджираджа… радж…

— Вашего величества достаточно, — произнес он с некоторой досадой.

Те, кто выкрикивает и восхваляет, заорали:

— Его величество — лучший правитель в мире!

Раджа скромно, но весело махнул рукой, велев им замолчать. Какое-то время они больше не вопили, однако и не соблюдали полное молчание. Каждый раз, когда маленький раджа что-нибудь делал, они комментировали это бормотанием, причем и бормотать тоже каким-то образом умудрялись в унисон, что-то вроде: «Смотрите, его величество сидит на своем троне» или: «Смотрите, как изящно его величество похлопывает себя по челюсти…»

— А кто, — произнес маленький раджа, обратившись к Тофаа, — этот человек? — Повернувшись, он высокомерно посмотрел на меня, потому что я не встал на колени и не поклонился ему вовсе.

— Скажите ему, — произнес я на фарси, — что меня зовут Марко Поло и что я знатный чужестранец.

Взгляд маленького раджи из высокомерного стал раздраженным, и он произнес тоже на фарси:

— Этот тип белый человек, да? Белокожий! Если ты христианский миссионер, то уходи.

— Его величество разрешает низкому христианину уйти прочь, — пробормотали те, кто выкрикивает и восхваляет.