Парус любви - Лори Макбейн

– Ты поступил правильно, Соумс, так, кажется, тебя зовут?

– Да-да, ваша светлость, Соумс, – смущенно подтвердил лакей, удивленный тем, что такой великий человек помнит имена слуг.

Взяв простой конверт с серебряного подноса, герцог вскрыл его и стал читать. Затем он поднял руку, останавливая лакея, который хотел было удалиться. Лакей терпеливо ожидал, пока герцог читал письмо. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем герцог оторвал глаза от письма; лакей даже усомнился, правильно ли он поступил, принеся его в кабинет.

Когда герцог Камарейский наконец поднял лицо, лакей понял, что его худшие опасения оправдались. Никогда еще этот молодой человек не видел такого жестокого, нечеловеческого выражения в чьих-либо глазах, ибо странные, цвета хереса глаза его светлости сверкали такой необыкновенной решимостью, что у глядевшего на него лакея побежали мурашки по спине.

– Никто не должен знать об этом письме. Никому не говори о нем ни слова, особенно'ее светлости. Запомни, ты не приносил мне никакого письма, тебе все ясно? – холодно спросил герцог.

– Да, ваша светлость. Даю вам честное слово, – заверил нервничавший лакей своего хозяина.

Только тогда герцог впервые заметил обеспокоенное выражение на лице слуги и, повинуясь внезапному импульсу, а это случалось с ним редко, добавил:

– Ты поступил правильно, Соумс.

Эти одобрительные слова сразу же прогнали овладевшее было лакеем уныние, и с широкой улыбкой он вышел из кабинета. Естественно, он не мог предвидеть, что принесенное им письмо станет своеобразным прологом для событий, которые едва не погубят герцога.

Менее чем через четверть часа герцог переоделся и быстрыми шагами вошел в конюшню.

– Оседлайте моего коня, – велел он груму, который стоял у входа, лениво посасывая соломинку. Он едва не поперхнулся, когда увидел внезапно появившегося герцога. Обычно о его приходе всегда сообщалось заранее.

Грум поспешил выполнить повеление своего хозяина. Между тем Баттерик, который зорко следил за всем, что творилось в его владениях, заметил герцога и послал второго грума на помощь первому.

– Ваша светлость, – начал Баттерик с извиняющимися нотками в своем грубом голосе, – извините за задержку. Наверное, мне не передали вашего распоряжения. Я бы никогда себе не простил, если бы заставил вас ждать, ваша светлость. – И с гримасой нетерпения он посмотрел на ряды стойл, ожидая появления коня герцога.

– Я не давал никакого распоряжения, – ответил герцог, чьи мысли были целиком сосредоточены на предстоящем свидании. Стоя рядом с Баттериком, герцог, сузив глаза, смотрел куда-то в пустоту. В простом сюртуке, в бриджах из оленьей кожи и сапогах он выглядел так же сурово, как суров был его взгляд.

Баттерик нервно откашлялся. Он чувствовал себя очень неловко, стоя рядом с его светлостью. Куда запропастился этот копуша, возмущался он, какого дьявола он так долго возится?

– Баттерик, – вдруг спросил герцог, – насколько хорошо знал покойный мистер Табер моих кузенов Кейт и Перси?

При этих словах Баттерик невольно открыл рот от изумления.

– Вы говорите о леди Кейт и лорде Перси? – растерянно переспросил он, ибо вот уже много лет никто в Камарее, включая и самого герцога, не произносил вслух эти два имени. Да они оба были сущими язвами – и леди Кейт, и лорд Перси. В жилах у них течет дурная кровь, и он, Баттерик, благословил тот день, когда они уехали из Камарея.

Выпятив нижнюю губу, конюший подробно ответил на вопрос его светлости:

– Думаю, старый Табер знал леди Кейт и лорда Перси так же хорошо, как все остальные. А он никогда никого не забывал. Я даже помню, – продолжал он, довольный, что сумел заинтересовать герцога, – как он рассказывал вашему деду, старому герцогу, о том, что леди Кейт дурно обращается со своей кобылой. Извините, сэр, простите меня, ваша светлость, но у нее в характере была какая-то червоточина, – сказал Баттерик, складывая большие руки на широкой груди и с удовольствием вспоминая о том, как леди Кейт запретили заходить в конюшню и ездить на столь любимых им лошадях.

Наконец герцогского коня вывели и герцог вскочил в седло, чувствуя почти ласковое прикосновение шпаги к бедру.

– Прикрепите к седлу пистолетные кобуры, Баттерик, – велел он.

Баттерик послал одного из грумов за кобурами и только тогда впервые заметил пистолеты, вытащенные герцогом из карманов сюртука. Нахмурив густые брови так, что они едва не закрывали глаза, Баттерик понял, что герцог что-то замышляет, но что именно?

Конюший сам, своими руками, закрепил кожаные кобуры на седельной луке, и герцог уложил пистолеты в их уютные гнезда. Кивнув головой, герцог быстро выехал на своем большом жеребце из конюшни и, не оглядываясь, поскакал прочь.

Оглянись герцог, он с удивлением увидел бы, что Баттерик, уперев руки в бедра, провожает его внимательным и озадаченным взглядом. И вдруг он хлопнул себя по колену.

Хлопок получился такой громкий, что юный грум, пересекавший конюшенный двор, даже вздрогнул.

– Разрази меня Господь! Конечно же, проклятые голуби тут ни при чем! – воскликнул он, и его лицо побагровело от волнения. – Я заслуживаю порки за то, что так долго не мог догадаться. Кобылу леди Кейт звали Дав – голубка. Именно о ней хотел нам сказать Табер. Он указал на убийцу. Поэтому и нарисовал голубку. Ведь писать-то он не умел, мог только рисовать. Какой же я дурак, что не понял сразу! – выругал себя конюший.

Он посмотрел на пустую подъездную дорогу и вдруг почувствовал растущее смятение. Герцог наверняка поехал на встречу с леди Кейт и этим подстрекателем, ее братом, лордом Перси.

Робин Доминик тихо отворил и затворил за собой дверь, которая ограждала от незваных гостей кабинет герцога Камарейского. От волнения и страха у него стучало в висках, ибо он знал, что, заходя в святилище отца – кабинет, рискует навлечь на себя его гнев. Сюда запрещалось заходить даже членам семьи, только мать решалась заходить сюда без приглашения, но и она всегда предварительно стучала в дверь.

Робин нервно оглядел комнату, понимая, что в его распоряжении не так уж много времени.

Когда он стоял у дверей кабинета и отец быстро вышел наружу, он едва успел спрятаться в тенистом алькове в холле. Его удивило, что отец не пошел в гостиную, где его ждали к чаю, а сбежал по большой лестнице, перепрыгивая сразу через две ступени, и поспешил в левое крыло, где помещались герцогские апартаменты.

Робин хотел сразу же войти в кабинет, но ему пришлось подождать, прячась в алькове, пока уйдут болтающие у самых дверей лакеи. Неожиданное появление дворецкого сразу же прогнало болтунов, и Робин наконец смог осуществить свое намерение.

Теперь, оставшись один, Робин оглядел кабинет с обитыми панелями стенами, вдоль которых стояли книжные полки, и с двумя бархатными креслами по обе стороны камина. Комната была обставлена в строгом, чисто мужском стиле, по здесь было достаточно уютно. Пылавший в камине огонь высвечивал богатые узоры полированного старого дерева. Вдоль окон свисали тяжелые бархатные шторы; сквозь стекла, украшенные геральдическими рисунками, просачивался бледный солнечный свет.