Частная жизнь Тюдоров. Секреты венценосной семьи - Трейси Борман

Поначалу план Елизаветы вроде бы сработал. Мария прислала едкий ответ, указывая, что Елизавете стоило бы сначала подумать о собственном браке, учитывая ее возраст. Мария писала: «Воспоминания о почившем супруге [дофине] еще слишком свежи, чтобы думать о другом. — И добавляла: — Мои годы не столь велики, но я могу подчиниться»[538]. Мария сумела переиграть Елизавету в ее собственной игре, притворившись, что ей нравится идея взять Дадли в мужья, и признавшись, что «он настолько нравится ей», что она готова принять его в качестве консорта.

Услышав об этом, Елизавета впала в панику. В своем стремлении стать великой королевой она принесла множество жертв, но перспектива женить Дадли на собственной кузине была для нее невыносимой. Но Елизавета не могла признать своего поражения, поэтому, когда ко двору прибыл посол Марии, сэр Джеймс Мелвилл, она продолжила игру.

Как-то вечером, «поздно после ужина», английская королева пригласила Мелвилла в свою личную спальню. Отлично понимая, что входить в это святилище можно только самым приближенным придворным Елизаветы, изумленный посол тут же принял приглашение. Вместе они покинули общие залы, и Мелвилл следовал за королевой, которая вела его в свои «тайные покои».

Когда они вошли в слабо освещенную спальню, Елизавета открыла ящик небольшого стола, «где находились различные небольшие картины, завернутые в бумагу, и на бумаге ее собственной рукой были написаны их имена». Среди этих картин был портрет Дадли. Заметив это и притворившись ничего не понимающим, шотландский посол спросил, можно ли ему взять портрет, чтобы показать своей госпоже, Марии Шотландской. Забыв все дипломатические уловки, Елизавета категорически отказала, «сообщив, что у нее только один портрет его». Заметив, что в углу спальни стоит сам Дадли и шепотом беседует о чем-то с Уильямом Сесилом, Мелвилл остроумно заметил, что не стоит так привязываться к портрету, если «у нее есть оригинал»[539].

Сохранив царственное достоинство, Елизавета продолжала перебирать различные предметы и, наконец, «достала портрет королевы [Марии] и поцеловала его». Затем английская королева показала Мелвиллу «прекрасный рубин, такой большой, словно мяч для тенниса». Чтобы проверить ее искренность, хитроумный посол предложил, «чтобы она послала или его, или портрет милорда Лестера в знак любви к королеве». Елизавета мгновенно парировала: «Если королева последует ее совету, то с течением времени получит и то, и другое, и все, чем она владеет». А пока Елизавета решила, что Марии придется удовольствоваться небольшим знаком внимания — бриллиантом. На этом личная аудиенция закончилась, и Елизавета приказала Мелвиллу встретиться с ней на следующий день в восемь часов утра, когда она обычно прогуливается в саду[540].

То, что Елизавета позволила — даже настояла — сэру Джеймсу Мелвиллу войти в ее личную спальню, было продуманным шагом. Она надеялась очаровать его, чтобы он оказался в ее власти и предал свою царственную госпожу. Во время этого визита королева уделила особое внимание своей внешности, а ее заигрывания стали еще более откровенными. «Королева Англии сказала, что у нее есть всякие наряды, — писал посол, — и каждый день, пока я был там, она их меняла. В один день она надевала английский наряд, в другой французский, а на третий итальянский и так далее. Она спросила меня, какое платье идет ей более остальных. Я ответил, что итальянское; и мои слова очень ей понравились»[541].

Оставив политические вопросы, которые сэру Джеймсу необходимо было обсудить, Елизавета стала подробно расспрашивать его о внешности Марии и ее достижениях. «Она желала узнать у меня, какой цвет волос считается наилучшим; и кто из двоих красивее», — вспоминал посол. Мелвилл дипломатично ответил, что «она была красивейшей королевой в Англии, а его королева — красивейшая в Шотландии». Не удовольствовавшись этим, Елизавета спросила, кто из них выше, уверенная в том, что она одержит победу. Когда смутившийся посол сказал, что Мария выше, Елизавета оборвала его: «Тогда… она слишком высока; а вот я не слишком высока и не слишком мала».

Твердо решив узнать, в чем же она превосходит кузину, английская королева перешла к достижениям Марии. Она была уверена, что в этом-то ее превзойти не удастся. Отличная охотница, она пожелала узнать, какими упражнениями занимается шотландская королева. Мелвилл ответил, что, когда он уезжал, Мария только что вернулась с охоты в нагорьях. Раздраженная Елизавета решила зайти с другой стороны.

Узнав, что Мария иногда играет на лютне и верджинале, Елизавета позаботилась о том, чтобы сэр Джеймс «случайно» оказался рядом с ней, когда она будет «превосходно» играть на верджинале в своих личных покоях. Разыграв изумление от появления посла, королева игриво шлепнула его и выговорила ему за то, что он вторгся в ее личные покои, «сказав, что она не привыкла играть перед мужчинами». Затем, словно это случайно пришло ей в голову, она как бы невзначай спросила, кто играет лучше, она или Мария. «И в этом мне пришлось воздать ей хвалу, — вспоминал Мелвилл, который уже понял игру королевы. Он добавлял: — Я услышал такую мелодию, которая очаровала меня и поманила войти в покои. Я не знал, как… И теперь готов понести любое наказание, какое ее величество изволит наложить на меня за эту смелость». Довольная Елизавета вознаградила его, словно он был одной из ее ручных собачек: «Она села на низкую подушку, и я преклонил перед ней колени; но она дала мне подушку собственной рукой, чтобы я подложил ее под колени; поначалу я отказывался, но она убедила меня взять ее». Только теперь осознав, что они остались в одиночестве, что недопустимо для монарха, а тем более для незамужней королевы, она позвала леди Стаффорд (фрейлину спальни, которая ожидала — и подслушивала — в соседней комнате).

Вскоре Мелвиллу надоели все эти уловки и он стал просить разрешения вернуться в Шотландию. Обиженная Елизавета упрекнула его в том, что «ее общество наскучило ему скорее, чем ей [его]», и уговорила остаться еще на два дня, чтобы он мог увидеть, как она будет танцевать на празднике. Когда торжество закончилось, она поинтересовалась, кто танцует лучше — она или шотландская королева. Сэр Джеймс был вынужден признать, что Мария и в этом отношении уступает Елизавете. Удовлетворенная королева отпустила посланника, дав ему обещание встретиться с кузиной Марией сразу же, как только будет найдено удобное место. Мелвилл остроумно парировал, что готов «тайно переправить ее в Шотландию, одетой пажом». Елизавете эта идея понравилась, но она со вздохом ответила: «Ах, если бы я могла это сделать»[542].

В следующем году Мария перестала притворяться, что рассматривает кандидатуру Дадли в качестве жениха, и вышла замуж за своего кузена, Генри Стюарта, лорда Дарнли. Вскоре она забеременела и, не тратя времени даром, сразу же сообщила о своей плодовитости английской кузине. В апреле 1566 года она отправила Елизавете письмо, в котором извинялась за свой плохой почерк, связав это с тем, что она находится «на своем седьмом месяце»[543]. В действительности почерк Марии всегда был довольно неаккуратным, так что сомнительное оправдание было использовано исключительно с целью вызвать ревность у английской королевы.