Мозг. Тонкая настройка. Наша жизнь с точки зрения нейронауки - Питер Уайброу

Даже само название музея совершенно загадочно. «Раннеюрский период – это что-то связанное с динозаврами?» – спросил я подругу, которая впервые привела меня сюда. «Нет, динозавры тут совершенно ни при чем», – ответила она. Как выяснилось, в этом вся суть. МЮТ специально устроен так, чтобы лишать вас душевного равновесия: это место, где ничего никогда толком не понятно.

Позже, когда я познакомился с основателем и владельцем музея Дэвидом Уилсоном, который в 2001 г. за свою исключительную креативность получил «грант для гениев», как иногда называют стипендию Макартура, я начал кое-что понимать. Дэвид, очкарик с мягким голосом, такими же мягкими манерами и седоватой бородкой а-ля Эйб Линкольн, увлечен своим делом до самозабвения. Он объяснил мне, что изначально музей задумывался как место для созерцания, где разум может отрешиться от повседневных дел. В старину для таких полетов мысли служили кунсткамеры – кабинеты чудес, коллекции всяческих диковинок, которые собирали европейские богачи в XVII–XVIII вв. МЮТ продолжает традицию.

Дэвид Уилсон, вероятно по примеру этих ранних естествоиспытателей, вначале изучал городскую энтомологию – постельных клопов, ковровых жучков и прочих паразитов, а затем решил заняться кинематографией в Калифорнийском институте искусств. Оба этих предмета его вдохновляли. Действительно, по тщательной проработке экспозиций музея можно догадаться, что Дэвид на протяжении десяти лет зарабатывал себе и своей жене на хлеб с маслом (как и на создание МЮТ) мультипликацией и спецэффектами. Но, по его собственным словам, открыть музей было нелегко, и, вероятно, ничего бы не вышло без поддержки преданных друзей и коллег, истинных соратников Дэвида, которых зацепила его идея. Учитывая, что в музее нет установленной входной платы, «его экономика – это в лучшем случае чудо». Идеалом для Дэвида служит музей «Филдс» в Филадельфии (основанный в 1802 г., он сразу был «открыт для всех, в том числе для детей и прекрасного пола») – место, где посетитель всегда переходит от знакомого к незнакомому, ведомый «цепью цветов в глубины тайн жизни».

Вначале, прежде чем осесть на Венецианском бульваре, МЮТ переезжал с места на место. Музей останавливался «везде, где его были не против принять, – рассказал Дэвид Уилсон, – постепенно обрастая все новыми и новыми вещами, например тяжелыми стеклянными витринами. В конце концов это стало просто смешно, и тогда мы решили, что нужно приводить людей в музей, а не наоборот». В первые дни на новом месте владельца музея часто можно было увидеть у его входа играющим на аккордеоне – чтобы убить время и заодно завлечь посетителей в свой лабиринт тускло освещенных залов, полных поразительных головоломок.

МЮТ, занимающий сейчас три скромных городских дома, таит в себе опыт, который невозможно найти больше нигде в Лос-Анджелесе и за его пределами. Хотя в экспозициях присутствуют историчность и формальность, свойственные обычным музеям, они призывают вас к совершенно иному мышлению, порождая вначале любопытство, а потом легкое беспокойство, потому что музейная история разворачивается таким образом, что поверить в нее непросто. Вы переходите от миниатюрной раскрашенной фигурки папы Иоанна Павла II, сделанной из человеческих волос, к вонючему камерунскому муравью, убитому грибами, проросшими из его головы; от экспоната, отразившего простонародные верования прошлого, согласно которым ночное недержание можно преодолеть, съев бутерброд с дохлой мышью, к хитроумной ловушке на DeprongMori, проникающего дьявола (летучую мышь, которая якобы могла проникать в дома через каменные стены) – и экспозиция своей странностью будоражит ваше воображение. Сегодня, в нашем насыщенном информацией и технологиями мире, где тайны остались только в детективных романах и фильмах ужасов, все это воспринимается как вызов и повод для искреннего удивления. Долговязый подросток был прав: это действительно «сносит вам башню».

Мой друг Грегори, антрополог, в тот день посетивший со мной МЮТ, заметил: «Наверное, самое ужасное заключается в том, что при должном внимании к деталям во всем этом можно найти смысл». Он напомнил, что Дарвин, создавая «Происхождение видов», основывался на ранее написанных им четырех томах, которые были посвящены усоногим рачкам. «Если не делать поспешных выводов о том, что все это просто смешно, – добавил Грегори, – то понимаешь, что это собрание экспонатов, обладающее уникальной эстетической ценностью, пример того, чего может достичь разум, нанизывая отдельные бусины истины на единую нить воображения. Наверное, самое гениальное в человеческом мозге – это способность самостоятельно создать историю, которая делает такое нанизывание возможным». Мне показалось, что это верно. Именно мозг придумывает сюжеты. Но верно и то, что через некоторое время разум начинает беспокоиться, стремясь отыскать разгадку и завершить историю. Всем нам всегда очень хочется приоткрыть завесу – и найти Волшебника страны Оз. В этом, как мне кажется, и состоит озорная магия Музея юрских технологий. Показывая вроде бы разумные вещи, Дэвид Уилсон вносит в них толику безумия, которая разрушает уютные повседневные привычки, почти как та «известная доля скептицизма», с которой надо ко всему относиться, чтобы защитить разум от порчи. Затейливые истории, которые МЮТ рассказывает посетителю, оставляют того в подвешенном состоянии – между удивлением и недоверием. Этот музей, разбивая твердую скорлупу определенности, прославляет творческую силу человеческого воображения.

* * *

Чувство удивления возникает при интеллектуальной инвентаризации, порожденной любопытством, но заполнять пробелы в знаниях в процессе понимания чего-либо – это задача воображения. Оно дает нам возможность посмотреть на наш мир как бы со стороны, а затем реконструировать его, мысленно добавив что-то, не полностью присутствующее и не до конца ясное. Эта уникальная человеческая способность ответственна за разнообразные типы повседневного поведения, которые мы воспринимаем как должное. Рассказывание историй, надежда на лучшее будущее, детские игры, сочувствие к положению другого человека, увлеченность приключениями вымышленных героев вроде Гарри Поттера – все это основано на способности к образному мышлению. Реконструкция, которую осуществляет воображение, – это мысленная проекция, позволяющая нам создавать произведения искусства, сохранять религиозные верования, исследовать научные гипотезы и развивать технологии. Короче говоря, именно воображение и творчество дают жизненные силы и нашему мозгу, и нашей культуре.

Семена творческого мышления начинают прорастать в человеческом мозге еще в младенчестве. Сравнивая по такому параметру, как развитие интеллекта, человека с нашими ближайшими родственниками – высшими приматами{314}, можно увидеть очень много общего (это касается, например, распознавания лиц, имитации и игр типа куча-мала), но в то же время и существенные различия, в особенности в том, что касается сложности и прогресса социальных взаимодействий. Например, маленькие дети начиная примерно с полутора лет стремятся помогать другим, как я уже показывал на примере моей внучки, увлеченной занятиями с овцами. Молодые шимпанзе, воспитанные людьми, могут вести себя сходным образом, то есть альтруистически, но так происходит далеко не всегда.