Поступь хаоса - Патрик Несс

«Да» — говорит мой нож…

Да.

Возьми меня.

Моя сила будет в твоих руках.

Но первой до ножа дотягивается чужая рука.

Рука Виолы.

И пока я лечу к ножу, внутри меня встает новая волна…

Волна в моем Шуме…

Волна радости…

Она жива!..

И эта волна сильнее алой…

— Виола, — говорю я…

Только ее имя, больше ничего.

Она хватает мой нож.

Я по инерции лечу дальше, к самому краю, и пытаюсь схватиться за что-нибудь и оборачиваюсь и вижу как Виола поднимает нож и шагает к Аарону а мои пальцы все скользят по мокрому полу и Аарон уже сел и смотрит на Виолу единственным глазом, а она замахивается ножом и бежит вперед и я не могу ее остановить, а Аарон пытается встать и Виола летит прямо на него… Я врезаюсь плечом в край уступа и чудом не падаю в пропасть… Шум Аарона излучает ярость и страх и говорит НЕТ…

Шум говорит НЕТ

НЕ ТЫ…

Виола заносит нож…

И опускает.

Опускает…

Он втыкается прямо в шею Аарона…

С такой силой, что проходит насквозь…

Раздается хруст, который я запомню навсегда…

Аарон от удара падает на спину…

И Виола отпускает нож…

И отшатывается.

Лицо у нее белое.

Я слышу ее дыхание. Слышу даже сквозь рев воды.

Я приподнимаюсь на руках…

И мы смотрим.

Аарон встает…

Он встает, одной рукой стискивая нож, но не в силах его выдернуть. Единственный глаз широко распахнут, язык вываливается изо рта.

Он встает на колени.

Потом на ноги.

Виола тихо вскрикивает и пятится.

Пока не подходит ко мне.

Мы слышим, как он пытается сглотнуть.

Пытается дышать.

Аарон шагает вперед, но натыкается на кафедру.

Смотрит на нас.

Его язык распухает и извивается.

Он хочет что-то сказать.

Хочет что-то сказать мне.

Выдавить хоть слово.

Но не может.

Не может.

Его Шум — сплошь безумные краски, образы и картины, которые я никогда не смогу описать.

Аарон ловит мой взгляд.

И его Шум замолкает.

Насовсем.

Наконец-то.

Его тело заваливается на бок.

И падает с края уступа.

И исчезает под стеной воды.

Нож исчезает вместе с ним.

Виола резко и быстро садится рядом со мной, бутто падает.

Она тяжело дышит и смотрит на то место, где стоял Аарон. Солнечный зайчик освещает ее лицо, но больше на нем ничто не движется.

— Виола? — Я сажусь рядом на корточках.

— Он умер.

— Да, — киваю я. — Умер.

И она просто дышит.

Мой Шум грохочет, как терпящий крушение космический корабль, в нем столько всего разного, что голова вот-вот разорвется на части.

Я бы сам это сделал.

Я бы сделал это ради нее.

Но она…

— Я мог и сам, — говорю я вслух. — Я был готов!

Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами:

— Тодд?

— Я бы сам его убил. — Мой голос немного повышается. — Я ведь был готов!

И тут ее подбородок начинает трястись, но не так, бутто она сейчас разревется, а по-настоящему трястись, а потом и плечи, глаза распахиваются шире и шире, и Виола вся ходит ходуном. В моем Шуме появляется новое чувство, я хватаю Виолу за плечи и обнимаю, и мы вместе качаемся туда-сюда, такшто она может трястись сколько угодно.

Виола долго молчит, только тихонько стонет, а я вспоминаю убийство спэка: как жуткий хруст прошел через всю мою руку, как я без конца видел его кровь, как он умирал у меня в голове снова и снова.

И умирает до сих пор.

(Но я бы мог.)

(Я был готов.)

(Ножа больше нет.)

— Я столько историй слышал про убийства, а в жизни это совсем по-другому, — говорю я Виолиной макушке. — Совсем по-другому.

(Но я бы мог.)

Виола трясется, мы по-прежнему сидим у ревущего водопада, солнце поднялось, и в пещеру теперь попадает меньше света, мы насквозь мокрые и в крови, в крови и мокрые.

Нам холодно, мы дрожим.

— Пошли, — говорю я, коекак вставая. — Первым делом надо высохнуть.

Я помогаю ей подняться. Потом иду за сумкой, которая лежит на полу между скамейками, возвращаюсь к Виоле и протягиваю ей руку.

— Солнце уже печет, — говорю я. — Снаружи мы мигом согреемся.

Виола минуту смотрит на мою руку, прежде чем взять.

Но все-таки берет.

Мы обходим кафедру, невольно глядя на то место, где стоял Аарон. Его кровь уже смыло брызгами.

(Я бы смог.)

(Вот только нож.)

Я чувствую, как моя рука трясется в ее ладони, но не знаю, кто именно из нас дрожит.

Мы начинаем подниматься по ступеням, и на полпути наверх Виола наконец заговаривает:

— Меня тошнит.

— Знаю.

Мы останавливаемся, она нагибается поближе к водопаду, и ее тошнит.

Очень сильно.

Видимо, так и должно быть, когда убиваешь кого-то взаправду.

Виола выпрямляется, волосы у нее мокрые и спутались в комок. Она сплевывает на землю.

Но глаза не поднимает.

— Я не могла тебе позволить, — говорит она. — Тогда бы он победил.

— Я был готов, — говорю я.

— Знаю, — шепчет она в свои волосы, в струи воды. — Потому я и сделала это.

Я шумно выдыхаю:

— Лучше бы ты позволила мне…

— Нет. — Виола поднимает голову. — Я не могла. — Кашляет и вытирает рот. — Хотя дело даже не в этом.

— А в чем?

Она смотрит мне прямо в глаза. Ее собственные глаза широко раскрыты и налиты кровью.

И они стали намного, намного старше.