Тайны Полюса - Кристель Дабо

– Гаэль и Рено спасли мне жизнь, – сказала Офелия. – Вы можете им доверять.

Это утверждение имело бы больший эффект, если бы Гаэль в ту же секунду не отвернулась, чтобы избежать вопросов, а Ренар не опустил глаза, замкнувшись в сердитом молчании.

Тем временем барон вынул из кармана часы и посмотрел на дирижабль, вокруг которого собиралось все больше зевак. Поникшие усы и морщины на лбу свидетельствовали: министр пребывает в глубоком унынии. Офелия заметила, что его пальцы, унизанные перстнями, дрожали, когда он закрывал крышку часов. По-видимому, он тоже был потрясен неожиданным самоубийством Матушки Хильдегард.

– Я думаю, придется остановить расследование, – вздохнул барон с обреченным видом, убирая часы в карман. – У нас есть письменное признание, а в остальном мы бессильны. Или у вас имеются другие соображения, господин интендант?

Торн не ответил. Он стоял, по-прежнему сжимая рукоятку пистолета, с широко раскрытыми глазами, в которых читалась бешеная работа мысли. Офелия нахмурилась. Прежний Торн, которого она знала, уже взял бы дело в свои руки, разработав новый план действий, дав подчиненным указания и сделав необходимые распоряжения по телефону.

– Мадемуазель Главная семейная чтица, – обратился к ней барон Мельхиор. – Может быть, вы нам что-нибудь под-

скажете?

Офелия чувствовала, что у нее есть почти все части головоломки. Если бы только голова перестала кружиться хоть на минуту, она бы смогла их сложить…

– Я знаю! – объявил вдруг Торн.

Тень улыбки, именно улыбки, а не гримаса, не усмешка тронула его губы, пока он рассматривал свой пистолет.

– Это заняло у меня некоторое время, – продолжал он спокойно, – но теперь я знаю, что делать.

К Торну не только вернулось его хладнокровие – теперь весь его вид выражал твердую решимость. Офелия готова была поклясться, что он даже стал выше на несколько сантиметров, но потом поняла: он просто перестал сутулиться.

– Вы действительно знаете, что делать? – спросила она с надеждой.

– Мне достаточно вывести вас из этого уравнения, – ответил он.

Офелия порывисто встала. В следующую секунду земля задрожала, и на девушку обрушилась кромешная тьма.

Офелия протянула свою чашку Арчибальду. Налив ей чаю, он сел напротив нее, улыбаясь весело и беспечно, что показалось девушке несколько неуместным.

– У вас работает телефон? – спросила она, помешивая сахар в чашке.

Арчибальд опустил руку в свой бездонный цилиндр и вынул оттуда телефонную трубку. Шнур был отрезан.

– Похоже, здесь поработали чьи-то ножницы! – расхохотался он.

Офелия не разделяла его веселье: перерезанный шнур – это дополнительные сложности. Как нерастворимый сахар. Она безуспешно мешала его чайной ложкой – он так и не растаял. Может, из-за того, что в ее чашке было полно песка.

– Надеюсь, вы захватили монокль, – сказал Арчибальд, небрежно облокотясь на стол. – Начинается дождь.

Офелия тоже взглянула в окно: с неба метеоритным дождем падали матрасы. Девушка поднесла чашку с песком ко рту, чтобы смочить губы. Ощущение было очень странное, но она не могла выразить его словами.

– Вы поменяли интерьер?

Офелия только сейчас заметила, что в комнате нет ни стен, ни пола. Стол, за которым они сидели, парил высоко в небе, а далеко внизу был виден старинный город. Девушка надеялась, что падающие матрасы никому не причинят вреда.

– Это идея славной старушки Хильдегард, – объяснил Арчибальд, подсыпая песку в чашку Офелии. – Она все перекроила в памяти.

– Вы хотите сказать, «по памяти»?

– Нет, именно «в памяти». Память – материя гораздо более прочная, чем вы думаете.

– Это зависит от того, чья память, – заметила Офелия с профессиональным апломбом. – Память Торна или Фарука?

Арчибальд перегнулся через стол и хлопнул ее цилиндром по голове.

– Ваша, маленькая зануда.

Потеряв равновесие, Офелия упала на спину. Все куда-то исчезло: Арчибальд, стол, матрасы, старинный город. Она стояла в ночной рубашке перед зеркалом в своей детской на Аниме. Ее отражение шевелило губами. Она прочла по ним: «Освободи меня».

Офелия проснулась от сумасшедшего сердцебиения.

Однажды она выпала на ходу из трамвая и, очнувшись в больнице, испытала неописуемую смесь боли и стыда. Но это мало походило на то, что она чувствовала сейчас. У нее болело все: голова, горло, спина, живот, руки, колени, – но не сохранилось ни малейшего воспоминания о том, что же с ней произошло.

Не отрывая головы от подушки, Офелия обвела близоруким взглядом комнату. Она была залита оранжевым светом, который пробивался в щели между ставнями. Море снаружи грохотало, как вулкан, да и воздух был насыщен запахом местной сернистой воды. Офелия поняла, что находится в отеле, в своем номере.

Стараясь не двигать головой, она посмотрела на дверь. Та была приоткрыта, и ей показалось, что она слышит голос Торна, доносящийся откуда-то с нижних этажей, – такой же далекий и глухой, как шум моря.

– Проснулась?

Офелия скосила глаза в противоположную сторону и смутно различила худощавую фигуру человека, который сидел на краешке стула рядом с ее большой кроватью. Узнав отца, она улыбнулась. Он был не из тех, кого называют назойливыми родственниками; никогда не задавал нескромных вопросов и очень робел, если ему приходилось вмешиваться в личную жизнь дочерей. Однако стоило им заболеть или набить шишку, как он не отходил от них.

Офелия попыталась заговорить, и наконец ей удалось произнести более или менее членораздельно:

– Ты ведь тоже умел проходить сквозь зеркала, папа.

Отец смущенно почесал лысину.

– Э-э… В юности я действительно несколько раз проходил через зеркальные дверцы шкафа, но у меня не было таких способностей, как у тебя.

– А почему ты перестал? Ты никогда мне не рассказывал.

– Ну, не то чтобы я так решил, – застенчиво прошептал он. – Скорее… как бы объяснить… я стал иначе на это смотреть. Мы вырастаем, потом стареем и в один прекрасный день ссоримся со своим зеркалом.

Офелия перевела взгляд на потолок и погладила шарф, который лениво просыпался под ее пальцами. В молчании она прислушивалась к далекому голосу Торна, к его низкому и монотонному тембру, но не могла разобрать ни слова. Интересно, с кем он мог разговаривать таким тоном?

– Недавно я несколько раз застревала в зеркалах, – призналась Офелия. – Наверное, ты удивишься, но эти неудачи напомнили мне мой первый опыт. Вернее, то, что тогда со мной произошло. Как будто… как будто, войдя в зеркало, я позволила кому-то из него выйти. Но ведь это невозможно, да? У проходящего сквозь зеркало нет власти провести с собой живое существо, даже если он сильно захочет, правда?