Понаехали! - Карина Демина

- Отыщем, - Аглая вот и руками ела аккуратно, так, что прям завидки брали, потому как у самой Лики никогда-то не выйдет есть и не обляпаться. Даже если к самому столу сгорбиться. – Это как раз не беда.

- Да?

- Если вещи личные, то и память имеют, а уж там… - ведьма махнула рукой, и следом в воздухе вспыхнули маленькие искорки. – Но будет хорошо, если боярыне передадут, что ведьмы – существа до крайности злопамятные. И воображением обладают немалым…

Баська чесала косы сосредоточенно, изо всех сил стараясь не глядеть на ведьму, которая была ей знакома. От до того знакома, что прямо-таки не по себе от этого знакомства становилось. А ведьма, выходит, Баську не узнала.

Не запомнила?

Или не запомнил? Вот это-то обстоятельство и заставляло за косы хвататься, успокоение ища. Потому как оно в голове не укладывалось от совершеннейше. Это же ж… мужик.

Или баба?

Или… если богиня благословила, то совсем даже баба, поскольку в нянькиных сказках, которые, как успела убедиться Баська, были куда поправдивей всяких там наук, богиня мужиков не жаловала. А этого вот… эту… и главное сидит на постели, рученьки сложила, глазами в стену вперилась и только брови ходят. То над переносицею сомкнуться, то разгладятся, то одна выше другой поползет. Губы опять же шевелятся, будто эта вот… спорит.

А с кем?

И как Баське быть? Сперва-то она, честное слово, растерялася, когда его… её увидала. А потом уж от растерянности и болтлива сделалась.

И…

Сказать?

А кому?

Промолчать? Не вышло бы с этого молчания беды. И остается сидеть, в полглазика разглядывая еще не подружку… дружка? А если папенька узнает? То есть, он всенепременно узнает, ибо Баська уже усвоила, что, ежели чего-то может выползти, то выползет. Но… но жениться же ж не заставит! На бабе… а вдруг да она по ночам мужиком становится?

Страх-то какой.

- И… и что делать нам? – превращаться мгновенно в мужика Мишанька не собирался.

Собиралась?

Баська еще немного подумала, и решила, что, пока он баба, то и говорит надобно, как о бабе, а то этак и запутаться недалече. И еще подумала, что ему-то, небось, совсем уж нехорошо. Вот ей бы точно было бы плохо, ежели бы кто-то взял и превратил Баську в мужика.

Батюшка, может, обрадовался бы. Он всегда наследника желал.

Или нет?

Главное, что самой бы Баське быть мужиком точно не понравилось бы. А что? Ни нарядиться, ни кос заплести, ни посидеть тишком в кружке мамок да нянек, гиштории интересные слухая. Одни лишь заботы… нет, она уж лучше собою побудет.

Но этого от, бедолажного, жаль.

Еще и ведьма ко всему… вона, ведьмы не пожалели, обрядили в платье такое, что и смотреть-то, не краснеючи, не выходит. Сзаду топорщится, спереди гладкое, будто того, что у бабы быть должно, вовсе немашечки. Рукава гладенькие, а вокруг шеи колесо кружевное, из которого эта шея голая да несчастная палкою торчит.

И ладно бы шея, так ведь и это самое… чего нету, хотя должно бы, открыто. Или закрыто? Как одно одновременно быть может, Баська и не поняла. Но оно было.

- А чего тут сделаешь, - сказала она, решивши, что сказать надобно, да только вот… не боярыне той, которая злая и на Баську глядела так, будто Баська совсем даже не купеческая честная дочь, но лягуха, а то и того хуже. – Надобно умыться… и волосья переплести, а то ишь, растрепалися.

- Поесть бы, - грустно вздохнула ведьма.

И носом дернула.

- И поесть можно, - согласилась Баська. А после, сама от себя этакой доброты не ожидая, предложила: - Хочешь, с волосьями помогу?

Он же ж, верно, ничегошеньки не умеет. Оттого и соорудили на голове этакое непотребство, как будто бы стог огроменный, из которого перо торчит, будто в этом стогу петух сховался.

- Был… была бы благодарна, - Мишканька сама за перо потянула. – А то же ж… и воротник снять. Натирает. Ведьмы… они ведьмы и есть.

И вздохнул.

Баська тоже вздохнула. Так и сидели, правда, недолго, ибо дверца приоткрылась, и в комнату заглянула девица.

- Сидите? – спросила она пренагло. – Ести будете? Молоко, сбитень? Квасок? Пирожки? Много не наедайтеся, потому как вечером на пиру показаться надобно. Могу воды принесть, чтоб лицо обтерли.

- А совсем помыться?

- Так… - девица оперлась о дверь. – Мыльни-то есть, но занятые…

- Кем? – чем дальше, тем меньше Баське хотелось оставаться в этом вот месте. А еще терем царский. Смотрины… ага…

- Боярыни изволят купаться.

- Ничего, я не гордая, - Баська почувствовала, как закипает в грудях что-то, должно быть чувство высшей справедливости, о котором как-то жрец баил, но она не поняла, что там с этой справедливостью не так, ибо час был ранний и почти всю проповедь она тихонько на лавке продремала. Однако же про справедливость запомнила, да. – Мне боярыни не помешают… Миша, ты идешь?

- А…

Он открыл рот.

И закрыл.

Глянул так, будто бы Баська над ним издевается. А она не издевается, но видно же ж, что умаялся человек, запылился. С другое стороны тащить мужика в женские мыльни… с третьей…

Сложно это все.

- Но…

- Веди, - Баська глянула на холопку так, что та разом весь былой гонор да поутратила. Только пробурчала:

- Боярыни велели никого не пущать…

- А нас пущать и не надобно. Мы сами пустимся. Только поглянь, чтоб вещи наши привезли.

Девица засопела.

- Поглянь, поглянь, а то же ж сама понимаешь… я-то просто обижусь и жаловаться пойду, а ведьма и проклясть может…

Сопение прекратилось. А ответом Баське стал настороженный и до крайности недовольный взгляд.

- И туточки еще подруга моя быть должна, Маланька… и Горыня тоже, которая Соболева. Они, коль еще не в мыльне, тоже не откажутся, я мыслю.

Девица губу оттопырила и произнесла этак:

- Вы тут не больно-то… чай боярыни не обрадуются.

Это точно.

Боярыни совершенно не обрадовались.

…о, сколь часто мечты о рыцаре разбиваются о стирку доспехов.

Вывод, сделанный некоей романтичного складу девицей, на третий день после замужества.

Государь-батюшка прикрыл глаза, отрешаясь от гудения. И что характерно, гудели и мухи, где-то там, под расписным потолком, и бояре. Причем и те, и другие одинаково занудно. Это гудение убаюкивало, но отойти ко сну мешал локоток государыни, который в бок уперся.