Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб - Вера Камша

– Подайте в Малую гостиную еще фруктов и… Ричард, вы будете вино?

– Пожалуй.

– Тогда и вина. – Графиня, слегка приподняв багряные юбки, шагнула через высокий порожек, неожиданно напомнив Марианну, хотя баронесса была чуть полней и много красивей.

Почему Катари принимает куртизанку? Неужели из ревности? Герцога Окделла у Капуль-Гизайлей видели немногие, но барон болтлив, а Алва… Алва не зря посылал к куртизанке слишком похожего на отца оруженосца. Нужно сегодня же съездить к Марианне с подарками и, если не поздно, попросить молчать о… черешнях.

– Смотрите! – весело объявила Дженнифер. – Смотрите, кто к нам вернулся! Сейчас герцог Окделл расскажет о своих приключениях.

– Не сейчас, – улыбнулся дамам и девицам Дикон, – сперва я должен доложить ее величеству.

– Она сейчас занята…

– У нее граф Штанцлер…

– Вы успеете нам рассказать…

– И съесть эту землянику. Она ждет именно вас…

– От земляники можно покрыться красными пятнами…

– Не больше, чем от апельсинов…

– Садитесь же!

– Увы, не могу себе этого позволить. – Эр Август покинет кабинет ее величества вместе с герцогом Окделлом через Весенний садик, а Карваль пусть караулит в Парадной приемной. И пусть знает свое место, если не в регентском совете, то у Катари! – Я должен немедленно доложить ее величеству о своем возвращении.

Растерянные взгляды, вздохи, снова взгляды.

– Ее величество запретила прерывать разговор.

– Да…

– Мы не можем…

– Что ж, значит, Скалы доложат о себе сами. – Однажды Катари уже спасла эра Августа. Она бы сделала это снова, но из ее апартаментов нет тайного выхода. – Граф Штанцлер – мой друг, а… сегодняшняя аудиенция имеет непосредственное отношение к моей поездке.

– Но… – захлопала глазами толстуха в трауре. Кажется, теща Лаптона? Или мать? – Но… Ее величество запретили.

– Запрет ее величества касается нас, но не герцога Окделла. – Дженнифер поймала взгляд Дикона и лукаво добавила: – Наш гость – ближайший друг ее величества, он привез важные известия. Мы не можем его задерживать, и – дорогая Одетта, вы правы – мы не можем нарушить приказ. Нам остается предоставить нашего дорогого рыцаря самому себе. Мне не хочется, чтобы меня сочли глупой уткой, а вам?

– Я… Мне все-таки… У ее величества такой важный разговор…

– Именно поэтому я должен войти, – прервал кряканье Дикон. – Не бойтесь, я знаю дорогу. Я бывал здесь много раньше вас. И эр Август тоже.

Зря он это сказал, хотя пусть знают! Дженнифер чуть-чуть посторонилась и улыбнулась. Тоже чуть-чуть. Дикон понял намек и без колебания открыл дверь, за которой были прихожая и приемная. Те самые…

Самый отважный человек робеет в храме, если верует, и у порога любимой, если любит. Дикон замер среди навязчивой роскоши и плотно прикрытых дверей. Обивку и мебель в Малой приемной сменили, но юноша помнил прежние бледные шелка и схваченные алыми «королевскими» лентами портьеры, а вот цветы в вазах были такими же, как тогда. И так же, как тогда, его оставили одного – дамы не рискнули нарушить приказ. Дженнифер и та доложить о приходе герцога Окделла отказалась, как отказался прервать ту аудиенцию эр Август.

Год назад кансилльер остался в Весеннем садике, где еще не было стражи. Год назад Ричард исполнял долг военного, сейчас речь шла о большем – о жизни и свободе друга. Сколько б ни длился разговор, бывшему кансилльеру придется проститься с королевой и выйти в Парадную приемную. К Карвалю. Допустить это нельзя, Штанцлера надо вывести, пока чесночник не сообразил, что его провели. Дальше Ричард не загадывал, дальше все зависело от того, что сделает Карваль и на что готова королева.

Насколько бы легче стало им обоим, узнай Катари, что ее любовь перестала быть тайной, но время откровенности не пришло, только сердце этого не принимало. Оно билось все быстрее, словно эта встреча была первой, словно они сейчас окажутся одни в саду… Ричард расправил воротник и нажал на ручку – дверь в кабинет оказалась не просто закрыта – заперта.

Стучать и объяснять свою навязчивость было опасно – уши оставшихся в свитской гостиной дам стояли торчком, уж в этом-то юноша не сомневался. Выход подсказала память: дверца, из которой в день рождения Катари появился Фердинанд. Кабинет сообщается с будуаром! Если заперто и там – ничего не поделаешь, придется стучать, зато будет не так слышно.

Дверь в будуар оказалась лишь притворена – здесь тоже все изменилось, но черная шаль с длинными кистями не могла принадлежать урготской купчихе. Инкрустированный перламутром столик был ужасен, но на нем лежали молитвенник и томик Веннена, а в вазе алели маки. Маки Эпинэ… Как часто она про них вспоминает! На всякий случай Ричард задвинул не сразу поддавшийся засов, отсекая чужое любопытство. В рыцарские времена мужчины похищали перчатки и платки возлюбленных, но шаль была слишком велика, и он пришел говорить не о любви… Не только о любви!

Юноша торопливо глянул в зеркало и поправил непослушный воротник. Пять шагов по пушистому ковру, словно по розовому мху… Держащая хрустальный шар золоченая лапа не поддается – и тут заперто. Изнутри.

Объяснить почти неприличную навязчивость, не пугая Катари и не выдавая эра Августа, было непросто. Дикон задумался, подбирая подходящие слова. Нужно упомянуть письмо, но так, чтобы королева не поняла, о чем оно, согласившись при этом выпустить эра Августа через личные покои и насколько можно задержать погоню…

Радужный шар резко пошел вниз, ясно сверкнула позолота, погладил щеку втиснувшийся в щелку сквозняк.

– Графиня Савиньяк завтра будет в столице, – совсем рядом произнесла Катари, – вам следует поторопиться. Передайте имеющиеся у вас документы мэтру Инголсу. Он их оценит с точки зрения законника и подготовит к оглашению.

Наверное, дело было в памяти. В Надоре, становясь невольным свидетелем чужих разговоров, Дикон терялся и замирал, ловя полупонятные, предназначенные другим слова. Отец не представлял, что сын прячется в часовне, матушка – что он слышит спор с Эйвоном о Лаик. Это выходило случайно, вот и сейчас юноша не понял, как шагнул не вперед, а вбок, по-детски вжимаясь в розовую стену. Он ничего не видел, только слышал, не подслушивал, а именно слышал, потому что эр Август говорил достаточно громко.

– Вице-супрем не пройдет мимо подобных секретов. – Бывший кансилльер знакомо подавил вздох. – Они вызовут оживление, особенно у тех, кто раньше не сталкивался со столь чудовищными вещами…

– Вы правы, – негромко согласилась Катари. – Казус любопытный. Его рассмотрение рискует затянуться, но графиня Савиньяк ничего не потеряет, когда регентом станет Алва. Конечно, стремительность Рокэ разочарует настроившихся на долгий спор законников, зато все разрешится раз и навсегда.