Монсегюр. В огне инквизиции - Татьяна Семенова

Ваня чувствовал себя невероятно усталым. Он просто валился с ног. Напряжение сегодняшнего дня превысило все мыслимые и немыслимые пределы. В голове не укладывалось, как в один день может произойти столько событий! Сначала ему чуть не отрубили голову, затем был трудный переход по горным тропам, и тоже с угрозой для жизни, потом мозговой штурм перед экраном «Фаэтона». И в завершении — просто дикость какая-то — испытание на предмет дьявольских меток.

Эту процедуру нельзя было назвать обыкновенной проверкой, это была настоящая изощрённая пытка. Для начала им дали испить святой воды, потом развели по разным комнатам, раздели и… Вспоминая всё это, Иван даже зажмурил глаза и скривился от боли.

Неприятной наружности молодой слуга, взяв в руки достаточно большую иглу и даже не продезинфицировав её, начал тыкать в родинки и удовлетворённо кивал, когда из прокола шла кровь. По средневековым воззрениям, метка дьявола не должна кровоточить и вызывать болевых ощущений. Иными словами, чем большие муки испытывает подозреваемый, тем легче доказать его непричастность к сатанинским силам. Со стороны данная процедура смотрелась как пародия на современный фильм ужасов и, наверно, вызвала бы у современной публики нервный смешок (для полноты впечатления не хватало только музыкального фона). Однако Ивану было не до смеха. Он будто на доске с гвоздями поспал. Хорошо ещё, что родинок оказалось не так много, а родимые пятна и вовсе отсутствовали, иначе невозможно было бы выдержать такое мучение.

Что касается его друзей, так те вообще находились в жутком состоянии после этой процедуры. Особенно Аня. Какая-то старуха грязными руками хваталась за её тело, а после каждого укола чуть ли не носом упиралась в проколотое место, подслеповатыми глазами рассматривая результат своего идиотского эксперимента.

Когда старуха привела девушку в каминный зал, на той лица не было.

— Господи, дайте мне немедленно горячую воду и мыло, я хочу отмыться от этих грязных лап. А ещё зелёнку. Это же варварство, — чуть ли не плача, шептала Аня, — у меня может начаться заражение крови.

— Утешает только одно, — тихо ответил ей Ваня. — Иглы у них серебряные. Может, и не будет заражения.

— Да, дезинфекция не помешала бы. Если что, будем лечиться народными средствами. Я потом расскажу, как, — деловито произнёс Саша. — Главное, что все живы.

Граф Тулузский сочувственно оглядел пленников. Он уже не сомневался, что чужеземцы не слуги дьявола, и ему хотелось побыстрей начать разговор о печальном предсказании. Он был уверен, что эти люди знают о судьбе Монсегюра намного больше, чем кто-либо другой. Однако Иван сейчас был не в состоянии вести диалог.

— Мы очень устали и желаем хотя бы немного отдохнуть, — попросил он.

Граф понимающе кивнул.

— Ну что ж, я не имею возражений, — произнёс он с сожалением. — А вы, сеньоры?

Те тоже согласно закивали, глядя на ребят сочувственно. Хозяин замка приказал слуге отвести гостей в комнаты — да, теперь он называл пленников «гостями» — и подать ужин.

— Если вам что-то понадобится, — обратился он к чужеземцам, — позвоните в колокольчик. Слуга исполнит любую вашу просьбу.

На слове «любую» он почему-то сделал акцент. Возможно, хотел казаться гостеприимным хозяином, а может, предоставив гостям видимость свободы, в очередной раз хотел их испытать. Так или иначе, ребятам на данный момент было абсолютно всё равно, что думал Бернард д'Альон. Они просто хотели отдыха.

Утром их разбудил крик петуха. Саша нехотя поднялся с кровати и выглянул в окно. Внизу прогуливались куры.

«Как в деревне», — подумал Ветров, невольно улыбнувшись.

Но потом вдруг осознал, что смотрит через решётку, вздохнул и направился к Ване.

— Оболенский, вставай. Сейчас за нами придут.

— Да пошли все куда подальше, — отмахнулся Ваня. — Я спать хочу.

И, повернувшись на другой бок, опять отключился.

Саша решил проверить состояние своего тела после ночной экзекуции. Вчера он просто плюхнулся на кровать в одежде и тут же провалился в сон, не в силах даже думать о возможных неприятных последствиях. Теперь, на свежую голову, стоило подумать.

Он аккуратно снял рубашку и осмотрел ранки. Некоторые действительно стали нарывать.

— Чёрт, — выругался он. — Изуверы. Надо посетить местного врачевателя. Хорошо бы, конечно, раздобыть алоэ. Отличное народное средство, здорово бы помогло. Или хоть тёртую морковь приложить.

Ему вдруг пришло на ум, как же всё-таки тяжело живётся средневековому человеку. Захочешь помочь людям — тут же обвинят в колдовстве. Захочешь быть святым — того хуже. Даже умереть спокойно не дадут. Разорвут на части, обдерут плоть до костей и растащат на «святые мощи».

Безумие! Несущие цивилизацию европейцы, гордо уверовавшие в своё превосходство над дикими племенами, многим ли отличались от каннибалов, пожирающих плоть своих врагов в надежде обрести их силу? Бедные мученики! Бедные святые! Многие так и не наши упокоения в земле, став просто символами в безрассудной гонке за реликвиями. Даже самая маленькая и захудалая церквушка стремилась обладать костями, зубами, волосами, ногтями мучеников и святых. Безгрешный монах или отшельник ещё не испустил дух, а возле его дверей уже толпились алчные собиратели реликвий. Последний вздох — и они уже тут как тут. Бывали случаи, когда умершего святого буквально за несколько часов растаскивали до костей. А затем в какой-нибудь церквушке, в красиво инкрустированной раке, оказывался зуб этого несчастного, и тысячи паломников шли поклониться его мощам, потому что это был уже не просто зуб, вырванный вандалами, а реликвия, которая творила чудеса, исцеляла, исполняла желания и даже изгоняла дьявола. Те же немногие из безгрешных людей, кому посчастливилось упокоиться с миром, всё равно рано или поздно становились жертвами вандализма. Вскрытие могил святых на протяжении многих веков, начиная с раннего христианства, было обычным делом. Каждому хотелось приобщиться к божественному, заполучить на память хоть кусочек «святого тела». А носить в мешочке на шее тот же зуб или ноготь мученика было уже великим счастьем. Богатство, славу, здоровье, счастливую жизнь — вот что прежде всего желали получить обладатели чудесных мощей. Однако никто из них не задумывался о том, что сам святой при жизни никогда не стремился ни к богатству, ни к славе, что он спасал свою душу, отринув всё земное, и если бы частица его святого тела действительно обладала чудесными свойствами, то первое же чудо избавило бы носителя мощей от алчности.

В погоне за реликвиями и сами церковники прибегали к откровенной фальсификации, ведь доход от паломников приносил ощутимую прибыль. К примеру, прядей волос Девы Марии насчитывалось столько, что можно было изготовить не меньше ста париков. Андрей Первозванный должен был бы иметь не меньше пяти голов, столько же туловищ и около двадцати рук. Мощи Иоанна Крестителя находились аж в десяти церквях. Практически ни один из двенадцати апостолов не был обделён вниманием в этом смысле. Их тела (опять-таки, размноженные), упакованные в богато украшенные раки, пребывали в часовнях, монастырях, церквях, причём, как правило, в расчленённом виде: у кого-то хранились руки, у кого-то — ноги, пальцы, зубы и так далее. Не избежал той же участи и сам Спаситель. Пуповина, молочные зубы, кровь, слёзы Христа встречались повсеместно. А уж сколько имелось предметов, к которым прикасался Иисус — вообще ни счесть. Сандалии, полотенца, куски туники… Одних обломков креста, на котором был распят Спаситель, хранилось столько, что можно было возвести целую загородную усадьбу…