Цикл оборотня - Стивен Кинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
На самом деле он задремал уже в душе, привалившись спиной кстене и не успев даже смыть шампунь. Вода била его по груди. Киннеллу снилсясон. В этом сне он снова попал на дворовую распродажу. В телевизоре,установленном на мусорных корзинах, показывали Джуди Даймент. Ее голова была наместе, но Киннелл видел, что она пришита к телу грубыми халтурными стежками,как будто пришивал ее неумелый хирург. Шов шел вокруг шеи, точно кошмарноеожерелье.
– Вы смотрите Новостную ленту Новой Англии, версиюобновленную и исправленную, – сказала миссис Даймент, и когда она заговорила,Киннелл, который всегда видел яркие и живые сны, на самом деле увидел, как швыу нее на шее натягиваются и расслабляются при каждом слове. – Бобби Хастингзсжег все свои картины. Все до единой, включая и вашу, мистер Киннелл.., а онаваша, как вы сами, я думаю, уже поняли. Проданные товары возврату не подлежат,вы ведь читали уведомление. Вы еще радуйтесь, что я взяла у вас чек.
Сжег все свои картины. Ну да. Все правильно. Он и должен былсжечь их все, – подумал Киннелл в своем водянистом сне. – «Мне не вынести то,что со мной происходит», вот что он написал перед смертью. А когда человекдоходит до предела и жжет за собой все мосты, вряд ли он станет медлить иразмышлять, не спасти ли от пламени что-то одно – то особенное, что достойноостаться. А ведь ты действительно что-то такое особенное вложил в свой«Дорожный Ужас прет на север». Да, Бобби? И, наверное, сам того не желая.Просто так получилось. Случайно. Ты был очень талантливым, я это понял сразу,но талант здесь вообще ни при чем. В том, что касается этой картины.
– Есть вещи, которые сохраняются навсегда, – говорила изтелевизора Джуди Даймент. – Они возвращаются снова и снова, как бы ты нистарался от них избавиться. Они возвращаются. Они липнут к тебе, как зараза.
Киннелл протянул руку и переключил канал, но, как оказалось,по всему диапазону шла только одна передача: «Шоу Джуди Даймент».
– Можно сказать, он пробил брешь в основании Вселенной, –говорила она теперь. – Он, это Бобби Хастингз. И оттуда вывалилось вот такое.Замечательно, правда?
Ноги Киннелла поехали по скользкому кафелю. Он мгновеннопроснулся. Хорошо еще, что не упал.
Он зажмурился – мыло попало в глаза, и глаза защипало (покаон спал и видел сон, шампунь стек на лицо густыми белыми ручьями). Он набралводу в ладони и плеснул на лицо. А когда набирал воду снова, вдруг услышалкакой-то звук. Какое-то сбивчивое тарахтение.
Не будь идиотом, – сказал он себе. – Здесь только шум воды вдуше. И больше ты ничего не слышишь. Тебе просто кажется.
Или нет?
Киннелл протянул руку и выключил воду.
Он по-прежнему слышал это непонятное тарахтение. Глухое имощное. И звук доносился откуда-то с улицы.
Киннелл вылез из душа и прошел, даже не вытеревшись, к себев спальню на втором этаже. Он так и не смыл шампунь с волос, и впечатление былотакое, что он стал седым, пока дремал в душе, – как будто сон про Джуди Дайментзаставил его поседеть.
И зачем я вообще останавливался на этой проклятойраспродаже? – спросил он себя. Но ответа на этот вопрос он не знал. И,наверное, не знал никто.
Когда Киннелл встал у окна, что выходило на подъезднуюдорожку к дому – на ту самую дорожку, которая лунными летними ночами искрилась,как призрачные пейзажи из поэзии Алфреда Нойеса, – звук снаружи стал громче.
Он отодвинул занавеску и выглянул на улицу. Он вдруг поймалсебя на том, что думает о своей бывшей жене Салли, с которой познакомился в 1978году на международной встрече писателей и читателей фэнтези. О Салли, котораятеперь живет в автоприцепе и выпускает два ежемесячных журнала: «Гости с тогосвета» и «Пришельцы». Пока Киннелл смотрел на дорогу, эти названия наложились унего в сознании, как двойная картинка в стереоскопе.
Ему явился пришелец, который был явно гостем с того света.
«Гранд-ам» с картины стоял перед домом. Из двуххромированных выхлопных труб вырывались клубы белого дыма и медленнорастворялись в воздухе. Надпись на багажнике, выполненная старинным готическимшрифтом, ясно читалась при свете луны. Дверца с водительской стороны былаоткрыта. Но это еще не все. Судя по свету, льющемуся на ступени крыльца,передняя дверь в доме Киннелла была открыта тоже.
Забыл запереть ее на замок, – подумал Киннелл, вытирая солба мыльную пену вдруг онемевшей и потерявшей всякую чувствительность рукой. –Забыл поставить на сигнализацию.., хотя вряд ли бы это спасло. Для этого парняне существует замков и сигнализацией.
Что ж, может быть, Киннеллу и удалось направить его прочь оттетушки Труди, и это было уже кое-что. Но сейчас эта мысль не принесла емуоблегчения.
Гости с того света.
Глухое тарахтение мощного двигателя в 442 лошадиные силы, неменьше. С баком на четыре барреля, усиленными клапанами и прямой инжекцией.
Киннелл – голый и мокрый, с головой в мыльной пене –медленно развернулся, не чувствуя под собой ног, и увидел картину. Именно там,где и думал увидеть: на стене над кроватью. «Гранд-ам» стоял на подъезднойдорожке у его дома, дверца с водительской стороны была открыта, а изхромированных выхлопных труб валил дым. Под этим углом Киннеллу была виднадверь его дома, открытая нараспашку, и длинная тень человека на полу прихожей.
Гости с того света.
Гости с того света и пришельцы.
Теперь Киннелл слышал шаги. Тяжелые шаги – вверх полестнице. Он знал, что блондинистый парень носит мотоциклетные сапоги. Ему ненадо было этого видеть. Люди, которые делают на руках татуировки ЛУЧШЕ СМЕРТЬ,ЧЕМ БЕСЧЕСТЬЕ, носят только мотоциклетные сапоги. И курят только «Кэмел» безфильтра. Подобные вещи – они как закон, обязательный к исполнению.
Да, и еще нож. У него обязательно есть с собой нож. Большойи острый. Что-то вроде мачете. Подходящая штука для того, чтобы снести человекуголову одним размашистым ударом.
И он наверняка сейчас улыбается, обнажая свои заточенныелюдоедские зубы.
Киннелл все это знал. Не зря же он сам навыдумывал столькоужасов.
У него было богатое и живое воображение.
– Нет, – прошептал Киннелл, вдруг осознав, что он совершенноголый. Только теперь до него дошло, что его бьет озноб. – Нет. Пожалуйста,уходи.
Но шаги приближались. Конечно, они приближались. Такомупарню, как этот – с картины, – нельзя просто сказать:
«Уходи». Потому что он все равно не уйдет. Потому что, позаконам жанра, истории так не кончаются.