Отражение. Зеркало войны  - Галина Гончарова

– Да, это мое письмо. С ним что-то не так?

Матушка Эралин замялась. Не орать же во всеуслышание: «Ты не могла такого написать!» Или «Вранье, все вранье!!!»

– Мне показалась незнакомой рука, – вывернулась настоятельница.

– Мне надо написать что-нибудь для сравнения? С удовольствием. Хотите, перепишу для вас пару-тройку стихов? Вы любите Амбросия Истанского? Или подыскать что-то поблагодушнее?

Амбросий вообще-то писал любовную лирику. Эротику в стихах, воспевая белые полушария и алые розы. Но такими мелочами тетку было не пронять.

– Мария-Элена, ты знаешь, что я всегда была твоим искренним другом.

– Что вы, матушка! Я и думать не могла о такой чести! Вы стали для меня больше, чем другом, – вы мне мать заменили!

Пафоса в голосе Матильды было столько, что граф Ардонский за ширмой поспешно зажал себе рот. Только бы не рассмеяться. Только бы не рассмеяться!

Настоятельница легко перемахнула через иронию.

– Поэтому ты можешь рассказать мне все.

– Вообще все? – округлила глаза Матильда. – Матушка, я… стесняюсь!

– Дитя мое, от меня ты можешь ничего не скрывать.

– Матушка, вы уверены?

Настоятельница сдвинула брови.

Малена в глубине души затрепетала. Матильда ухмыльнулась.

– Если вы настаиваете, хотя я, право, смущаюсь говорить о таком. Матушка, а почему вы нам никогда не рассказывали, чего мужчины хотят от женщин?

Матушка Эралин форменным образом остолбенела. Даже рот приоткрыла.

«Матильда!» – взвилась Мария-Элена.

«А что? Приданого они хотят, приданого, не отвлекай», – отгавкнулась от подруги Матильда и перешла в атаку. Уже вслух.

– Вы же понимаете, что за стенами нашего монастыря большой и взрослый мир. И в нем ходят мужчины, и у всех есть желания, потребности… а вы молчали. Матушка – за что?

За время прочувствованной речи настоятельница опомнилась.

– Ты в чем-то меня обвиняешь, дитя мое?

– Матушка Эралин, какие обвинения могут быть между родственниками? – Матильда мило улыбнулась. – Но если бы вы нас подготовили в монастыре… ну хоть про птичек рассказали, про пчелок, было бы намного легче привыкнуть к семейной жизни.

Настоятельница помотала головой, уже окончательно ничего не понимая.

– При чем тут птички и пчелки?

На Ромее таких выражений не употребляли. Даже и в голову не приходило.

– Теперь уж и не важно. – Матильда зябко куталась в кружево. Заодно и руки закрывала, чтобы не было видно запястий. – Так вы помолитесь за моего мужа и будущих детей?

Настоятельница скрипнула зубами, истолковав намеки в нужном Матильде ключе.

– Ты замужем? И кто же счастливый избранник?

Матильда улыбнулась.

– Матушка Эралин…

Хотел бы Лоран Рисойский подставиться больше – не получилось. Но именно в этот момент он вошел в кабинет.

– Мария-Элена, душа моя, у нас гости? Матушка, благословите.

– Мир душе твоей, сын мой.

– Аэссе, – отозвался Лоран, вполне фривольно устраиваясь на столе. Матильда подавила желание ткнуть его в зад ножичком для разрезания бумаги. И убрала руки от чернильного прибора. А то чешутся… – Что привело вас в наш дом, матушка Эралин?

Настоятельница встала.

– Вопросы. На которые я уже получила ответы, как мне кажется.

– Да?

– Да. И мне пора.

– Может, останетесь пообедать? – предложила Матильда. – Я даже пожертвую на монастырь… сколько мы можем пожертвовать без ущерба для нас?

Вопросительный взгляд уперся в Рисойского.

Лоран пожал плечами.

– Не знаю. Надо посмотреть, может, десятку золотом…

Это оказалось последней каплей.

Шипя, как жир на сковородке, матушка Эралин выпрямилась, развернулась и покинула кабинет.

Матильда вскочила из-за стола, все же опрокинув письменный прибор, и помчалась за ней, на ходу вспоминая классику.

– Позвольте, я вас провожу! Позвольте, я вас поддержу!

В кабинете матерился Лоран, не успевший спрыгнуть со стола и теперь красующийся черным пятном на таком месте, что даме-то и сказать неудобно. А уж как оттирать неудобно!

Настоятельница вздернула нос.

– Я не ожидала такого приема от одной из своих учениц!

– Хотите – двадцать золотых пожертвую! Ладно! Лоран мне разрешит! Двадцать два!

Шипение было ответом.

– И старые платья пришлю! Полы мыть! И помолиться приеду… сразу как рожу.

Матушка топала к дверям, словно боевой слон.

Ага, помолиться!

Она-то рассчитывала на другое! Да земли Домбрийских, на деньги Домбрийских… двадцать два золотых? Давненько ее так не оскорбляли! По сравнению с общим капиталом это было даже не каплей в море – молекулой. Циничной издевкой.

По лестнице Матильда уже не пошла провожать вредную тетку. Боялась не удержаться.

Помахала вслед ручкой и обнаружила рядом с собой Аманду Ирвен.

– Ваша светлость?

– Враг будет разбит, победа будет за нами, – хмыкнула Матильда. – Вы ей в карету положили то, что я просила?

– Да, ваша светлость.

Матильда довольно ухмыльнулась.

Именно она попросила Аманду сообщить Лорану о приезде милой дамы. Сразу же после того, как матушка зайдет в кабинет.

И именно она попросила поставить в карету матушки лукошко с куриными яйцами. Покрупнее.

А что?

Из приличных гостей не уезжают без гостинцев. Лучше подарить упаковку яиц, чем букет цветов, настоятельница ж не корова? Одеколон не пьем, цветами не занюхиваем! А вот яйца…

Корзина вылетела из двигающейся через парк кареты.

Матильда вздохнула.

– Эх, продукты пропадают…

– Не расстраивайтесь, ваша светлость, у нас два десятка тухлых яиц было, – утешила Аманда. – Я все положила.

Женщины переглянулись – и расхохотались. От всей души.

Нарушение этикета?

Однозначно. Но Аманда была неглупа. И успела оценить герцогессу. Молодость, напор, находчивость… однозначно – ее надо принимать в расчет.

Минуту взаимопонимания разрушил Астон Ардонский. Подошел, поцеловал Матильде руку.

– Мария-Элена, она уехала?

– Да, дядюшка Астон. А где дядюшка Лоран?

– Он отправился к себе. Чернильница опрокинулась.